Себастьян Фитцек - Ночь вне закона

– Судебно-медицинская экспертиза однозначна.

– Она ошибочна, – заявил Бен, не имея ни одного доказательства.

Даже высокая концентрация опиоидов в крови Джул не позволяла судмедэкспертам говорить о злонамеренном постороннем воздействии, потому что врач скорой помощи поставил ей еще на месте антидот.

– Она прыгнула не по своей воле, – настаивал Бен, несмотря на все доказательства обратного.

Дженни не закатила глаза, как раньше, когда он ей противоречил, и Бен продолжил:

– Если Джул якобы выпила для храбрости, как ты говоришь, тогда почему у нее в крови не нашли следов алкоголя?

– Ты не знаешь, сколько времени прошло, – ответила Дженни. – Между тем как она напилась и прыгнула. И когда взяли кровь на анализ. Джул оперировали несколько часов, возможно, все уже вывелось из организма.

Бен закусил нижнюю губу.

«Нет, нет, нет!»

Все это не вязалось. Джул, которая не переносила алкоголя и считала письма-рассылки и сообщения WhatsApp ужасно безличными, должна была попрощаться именно таким образом? С помощью начатой бутылки водки на столе вместо прощального письма?

– О’кей, сейчас твоя очередь, – сказал Бен. – Я думал, ты веришь полиции. Почему ты вдруг засомневалась в официальной версии?

До настоящего момента Дженнифер сопротивлялась каждому его аргументу. Даже когда он показал ей билет на постоянную экспозицию в Медицинско-историческом музее, который Джул купила в Интернете и который лежал распечатанный на ее письменном столе. Датированный следующим днем после ее предположительной попытки самоубийства.

Какое-то время Дженнифер словно смотрела сквозь Бена, как будто сомневалась, стоит ли посвящать его в тайну. Наконец она развернула потрепанный листок бумаги, который, видимо, достала из кармана брюк.

Это была распечатанная копия моментального фотоснимка. Немного выцветшая, что могло быть связано с цветным принтером, и вся в пикселях, как швейцарский сыр с дырками. Но это ничуть не умаляло беззаботной радости на лице Джул. Она смеялась в зеркало и фотографировала свое отражение на сотовый телефон.

У себя в ванной комнате!

Желудок Бена сжался.

– Откуда у тебя это?

– Они нашли снимок на телефоне Джул.

Бен приподнял одну бровь.

– Наконец-то отремонтировали?

Сотовый телефон лежал рядом с Джул во дворе. Дисплей разбился, корпус раскололся. Бен отнес его в ремонтную мастерскую мобильных телефонов на Штеглитцер-Шлоссштрассе, где до последнего работала Джул, но там сказали, что ничего нельзя сделать и нужно отослать телефон производителю.

– Нет. К тому же без пароля это бесполезно. Все учетные записи Джул зашифрованы, как и ее ноутбук, который мы тоже не можем взломать.

Дженнифер была права. Джул была помешана на технике. Еще в детстве она разбирала и собирала калькуляторы, чтобы понять, как они работают. На свой седьмой день рождения вместо кукол она пожелала конструктор «Юный физик». Позже была единственной в кругу друзей, кто предпочитал программировать компьютерные игры, а не играть в них, поэтому все удивились, когда после школы она захотела изучать юриспруденцию, а не информатику или машиностроение. Но, видимо, ее выраженное чувство справедливости было еще сильнее, чем страсть к технике.

– Тогда откуда у тебя это фото? – спросил Бен.

– Им удалось считать данные с микрокарты памяти. На ней сохранились незакодированные фото. Вот, ты только взгляни сюда…

Дженни ткнула пальцем в правый верхний угол. Так как дверь в ванную была открыта, в зеркале отразились и некоторые части гостиной.

– Это журнальный столик Джул. И что?

Бен сначала не понял, на что она намекает, и принялся теребить себя за мочку уха. Но потом вдруг увидел. Вытаращил глаза. Листок задрожал в его руке.

– Когда была сделана эта фотография?

Дженнифер кивнула, словно только и ждала этого вопроса, и перевернула снимок.

2.08, 19:57.

Господи.

Этого не может быть!

У Бена защипало в глазах.

Как такое возможно?

За несколько минут до того, как написать ему прощальную эсэмэску, Джул смеялась.

Перед самой смертью Джул была еще в хорошем настроении. И трезвой!

Бен снова перевернул листок и еще раз проверил, не ошибаются ли они. Но Дженни это тоже видела. Действительно, вот она стоит: бутылка водки. На журнальном столике. Закрытая и нетронутая.

Бен перевел взгляд на Дженни, в чьих глазах читались те же два вопроса.

Первый: «Ты правда веришь, что наша воздержанная дочь сначала сделала в ванной это радостное селфи, потом быстро выпила водки, чтобы затем прыгнуть вниз с крыши?»

Второй вопрос еще больше сбивал с толку.

Бен постучал указательным пальцем по журнальному столику на снимке.

«И зачем ей для этого понадобились два стакана?»

45 минут спустя

Они молча попрощались, неловко обняв друг друга, не зная, что теперь делать. Подозрение, что их дочь стала жертвой насильственного преступления, усилилось.

Но достаточно ли этого фото, чтобы заявить об обоснованных подозрениях в полицию? Займутся ли полицейские расследованием, когда единственная свидетельница, которая могла бы помочь, все еще в коме?

А если Джул ничего не вспомнит, когда проснется? Насколько серьезно следователи отнесутся к нему, если он попытается реконструировать насильственное преступление на основе селфи, хотя больше нет ничего, что указывало бы на «постороннее воздействие», как написано в полицейском отчете?

Ломая голову, Бен подошел к защитной сетке смотровой гондолы и перевел взгляд на Бранденбургские ворота.

Что за день сегодня!

Сначала он потерял работу, потом его избили из-за женщины, которая сама с удовольствием влепила бы ему пощечину. И в конце он еще сильнее, чем прежде, стал волноваться из-за Джул. Потому что если кто-то действительно покушался на жизнь его дочери, то в отделении реанимации она была абсолютна беззащитна. Но она уже почти неделю лежала в больнице. И за это время к ней никто не прикасался, кроме медсестер и санитаров, которые регулярно мыли ее и переворачивали, чтобы на теле не образовались пролежни.

О господи.

Бен сделал глоток воды из бутылки, которую нашел в своем бардачке. Хотя сейчас ему намного больше хотелось глотнуть водки. Машину ему пришлось оставить на полпути на Кантштрассе, после того как у него закончился бензин, а на заправку денег не нашлось. И теперь она стояла припаркованной под знаком «Остановка запрещена», прямо перед баром. Было время, когда он усмотрел бы в этом знак судьбы.

Бен подумал, что сейчас ему действительно не помешало бы расслабиться, а потом рассмеялся от этой мысли. Как-никак он находился на высоте ста пятидесяти метров над Берлином. Внизу виднелся пропускной пункт «Чекпойнт Чарли», вверху – один из самых больших гелиевых шаров в мире, и вся конструкция держалась на одном только стальном тросе, укрепленном на земле.