Луиза Дженсен - Подарок

Я окидывала взглядом пандусы и закоулки, выискивая маленькую фигурку с неряшливым хвостиком на затылке и коленками в болячках. Если быстро не найду, придется позвать тебя по имени, и тогда я проиграла. Но ничего не поделаешь, придется, и тогда мы сможем купить себе по рожку.

Этот звук я различила сквозь грохот волн вдалеке и визг малышни на игровой площадке. Плач. Я медленно повернула голову и напрягла слух, стараясь отсечь все постороннее. Вот снова! Плач. Теперь я точно знала, где ты находишься, и бросилась к деревянному строению, в котором хранились клюшки и шары для гольфа. Я опустилась на четвереньки. Твердая земля царапала кожу, жесткая трава щекотала ноги. Я заглянула вниз.

– Нашла! – Я протянула руку, ты вложила свою маленькую ладошку в мою, и я помогла тебе вылезти. Твое лицо было в грязи, по щекам текли слезы.

– Сто лет искала. – Ты громко шмыгнула носом. – Думала, никогда не найдешь.

Я наклонилась, достала из джинсовой юбки платок и помогла тебе высморкаться.

– Нашла бы, – ответила я. – Обещаю, буду всегда тебя находить.

В спальню проник мутный свет. Я свернулась на боку, обняв подушку, и смотрела в окно на небо, которое по мере того, как медленно поднималось солнце, превращалось из розовато-лилового в серое, а затем в голубое. Сон был неспокойным. Яркие видения были побочным действием преднизона, который я принимала, и я это знала, но, проводя ладонью по пятке, почти ожидала, что смахну с ноги на измятую простыню песчинки. Крики чаек и запах хот-догов были очень живы в сознании.

После душа я втерла в кожу кокосовое масло, и мои пальцы прошлись по тонкому – не толще бумажного листа – шраму на груди. Эд Ширан пел «Город». Я подавила зевок и принялась наносить консилер на темные круги под глазами.

Мелодия телефона известила, что звонит отец, и я включила громкую связь.

– Думал, ты вчера заскочишь взять книги, которые я брал у Линды, чтобы отнести их в понедельник.

– Извини, пап, вылетело из головы. Весь день провела с мамой.

– Как она? – спросил отец.

– Нормально.

Отец с шумом выдохнул, и я почти увидела, как он сдвигает очки и трет переносицу. Такое впечатление, что ему не терпится услышать, что она без него не может, что отчаянно хочет, чтобы он к ней вернулся, но я не могу тешить его ложными надеждами.

– Почему бы тебе самому не спросить ее об этом?

– Это не так просто.

– Это очень просто, если ты ее по-прежнему любишь. Так любишь или нет? Папа, она заговорила о разводе. Ты должен это пресечь, пока не поздно. – Мой голос взлетел вверх.

Последовала долгая пауза, и он переменил тему:

– Я понимаю, Дженна, почему ты хочешь выйти в понедельник на работу, но меня беспокоит, что нагрузка будет для тебя непомерной. По-моему, слишком рано. Почему бы тебе не поработать со мной? Я за тобой присмотрю, и уходить ты сможешь, как только устанешь – никаких проблем.

– Со мной все будет хорошо. Линда и Джон за мной присмотрят. И работать я буду неполный рабочий день. – Этот разговор отец заводил миллионный раз. Я посмотрела на часы. – Мне пора.

– Спешишь в какое-нибудь приятное место? – с надеждой спросил он.

– Рейчел обещала заглянуть. – Мне ужасно не хотелось его обманывать, но от мысли о предстоящей встрече с родственниками донора у меня внутри все переворачивалось, и не было сил разбираться не только со своими чувствами, но еще и с чувствами родителей. Кроме того, я сильно подозревала, что они, как и Ванесса, не одобрят моего шага.

Автобус сначала трясся по городу, а затем выехал на шоссе и стал набирать скорость. За окном овцы щипали изумрудно-зеленую траву, а пасущиеся в поле коровы на таком расстоянии казались ростом с собак-далматинцев. Идиллический пейзаж, зато в салоне воняло дешевыми духами и было слишком жарко. Я встревожилась, что мне не хватит воздуха, и, постаравшись отвлечься от этой мысли, стала успокаивать дыхание. Снова попыталась представить, какой была мой донор. Том – тот человек, которому я писала, – упоминал о ней в ответном письме как о «своей дочери», из чего я узнала, что во мне бьется женское сердце. И мне не терпелось узнать сегодня больше об этой женщине.

Скрип тормозов вернул меня к действительности: на крутом повороте наш автобус подрезал серебристый кабриолет. Шофер нажал на клаксон и резко крутанул руль. Мы виляли по травянистой обочине, и меня мотало слева направо, голову больно колотило о стекло. В груди похолодело от страха. Мир вокруг померк, словно меня перенесло в совсем иное место. Возникло ощущение, что меня трогают за руку и трясут. Я простонала.

– Все в порядке, мы ни в кого не врезались. Вы не пострадали? – Голос успокаивал, и я внезапно вернулась в автобус и уставилась на солнце сквозь немытое стекло. На меня с тревогой смотрел пожилой мужчина, а остальные пассажиры ворчливо ругали идиотов водителей. Дыхание было прерывистым. На меня опять накатило, и я пожалела, что рядом нет мамы. Со мной все нормально. Нормально! Нормально! Я напомнила себе слова Ванессы о том, что мой страх от лекарств, но от этого он был ничуть не менее реальным. Ничуть не менее пугающим. Остаток пути в голове у меня гудело, и мне казалось, что меня крепко держали за руки – так крепко, что чужие пальцы впились мне в кожу.

Автобус остановился на ухоженной улице, в глубине которой стояли частные дома с эркерами. Судя по гугл-картам, мне предстояла двадцатиминутная прогулка, и я вышла из салона, рассчитывая частично снять напряжение. Ветер приносил аромат свежескошенной травы. Теплая погода поощряла автомобилистов помыть машины, а хозяев – заняться газонами. Из-под земли пробивались колокольчики и нарциссы.

Следуя проложенному на смартфоне маршруту, я повернула направо. Как только центральная улица осталась позади, дома стали меньше, они казались уже не такими ухоженными и стояли ближе к тротуару. Солнце здесь, казалось, тоже светило не так ярко. По улице, будто перекати-поле, несло шуршащий пакет, пока он не попал в забитый окурками водосток. Перед домом номер тридцать я удивленно остановилась: неужели моя донор обитала в таком жилище, на вид почти заброшенном?

Когда-то здесь была дорожка. Под пробившимися сквозь трещины в бетоне сорняками огромных размеров виднелись очертания серых плиток. Грязные окна были затянуты пожелтевшей сеткой, краска на деревянных наличниках облупилась. Я пробралась сквозь крапиву и нажала на кнопку дверного звонка, но, не услышав его звука, повторила попытку большим пальцем. Из соседнего дома донесся грохот, послышалась ругань, и на улицу выскочил маленький мальчишка – под носом засохшие сопли, на груди давно не стиранной майки жирные пятна от еды. Я улыбнулась ему, мальчишка показал мне два пальца, и я почувствовала, что краснею. Отвернулась к двери и постучала с такой силой, что заболели костяшки пальцев.