Донато Карризи - Теория зла

Борис сбросил звонок, привел себя в надлежащий вид и подошел к Миле:

– Готова?

Они втиснулись в кабинку лифта, который ходил между тремя этажами дома, – скорее роскошь, нежели необходимость. Инспектор надел наушники и, ожидая, пока сверху по рации дадут разрешение подняться, снова обратился к Миле:

– Спасибо, что приехала.

Но ей надоели эти ужимки.

– Рассказывай, что произошло вчера вечером.

– Все сидели за столом, около девяти, во всяком случае, как запомнил Джес, наш маленький свидетель. Столовая на втором этаже, одна из дверей ведет на веранду. Валин пришел из леса, поэтому никто не видел, как он поднялся по внешней лестнице. Мальчик говорит, что они заметили, как человек стоит не шевелясь за дверью на веранду, но вначале никто не понял, что он там делает.

Вначале – никакой паники, подумала Мила. Они просто прервали разговор и повернулись к незнакомцу. В опасных ситуациях самая обычная реакция – не страх, а недоумение: люди не верят, что с ними происходит нечто чрезвычайное.

– Тогда Белман встал из-за стола и открыл дверь, выяснить, в чем дело.

– Сам открыл? Разве он не заметил ружья?

– Заметил, конечно, но думал, что держит ситуацию под контролем.

Властный человек, одно слово, раздумывала Мила. Такие уверены, что всегда одержат верх. Томас Белман не мог смириться с тем, что кто-то пытается заставить его играть по своим правилам, тем более в его собственном доме. Особенно если этот кто-то держит в руках полуавтоматическую винтовку «Бушмастер .223». Как истинный делец, он тут же вступил в переговоры, будто мог предложить что-то такое, от чего нельзя отказаться.

Но Роджер Валин на переговоры не пошел.

Тут Мила заметила, как Борис прижимает наушник пальцем. Кажется, их пропускают. И правда, он повернулся к панели и нажал кнопку третьего этажа.

– По телефону мальчик сказал только, что Валин начал стрелять, – продолжал инспектор, пока они поднимались. – В действительности события развивались немного не так. Вначале хозяин и гость немного поспорили, потом убийца запер Джеса в кладовке, а всех прочих загнал наверх.

Между этажами кабина замедлила ход. Эти несколько секунд Мила использовала, чтобы перевести дух.

Начинается, подумала она.

Двери лифта растворились.

Бориса и Милу сразу ослепили галогенные лампы, расставленные на штативах по всему коридору: на месте преступления работают при закрытых ставнях или задернутых шторах, ибо при дневном свете эксперты могут чего-то не заметить. Миле было памятно ощущение: будто входишь в ледяную пещеру. Здесь оно еще усиливалось оттого, что кондиционер работал на полную мощность. Тепло сентябрьского утра не должно было проникнуть в помещение, на то существовала особая причина.

Тела все еще здесь, осознала Мила. Близко.

В коридоре и в комнатах хлопотали криминологи, изучая сцену преступления: в своих белых комбинезонах они походили на молчаливых расторопных инопланетян. Мила переступила границу между миром живых и миром мертвых. Двери затворились за ее спиной, и лифт поехал вниз, создавая ощущение, что все пути к отступлению отрезаны.

Борис пошел впереди, показывая дорогу.

– Убийца не расстрелял всех сразу. Он разделил их и уничтожил одного за другим.

Мила насчитала на этаже четыре двери.

– Привет, – поздоровался судмедэксперт Леонард Вросс, которого за восточные черты лица все называли Чаном.

– Здорово, доктор, – отозвался Борис.

– Готовы посетить волшебный мир Роджера Валина? – Эксперт, хотя и шутил не к месту, был надежным, проверенным специалистом. Он протянул коллегам баночку с камфарной мазью, потереть под носом, чтобы перебить смрад. – У нас тут на третьем этаже четыре первичные сцены. Плюс внизу еще одна вторичная. Как видите, полный комплект.

Различие между первичными и вторичными сценами заключалось в способе, каким было совершено преступление. Во вторичных не так четко проявлялась динамика действий, но они могли оказаться важными для определения мотива преступления.

Поскольку Борис не упоминал о вторичных сценах, Мила задумалась, что же такое ждет их на нижнем этаже.

Тем временем судмедэксперт провел их в комнату Криса, шестнадцатилетнего сына Белманов.

Постеры тяжелого рока. Несколько пар кроссовок. Спортивная сумка, брошенная в углу. Компьютер, телевизор с плазменным экраном, игровая приставка. На спинке стула футболка с принтом, чествующим Сатану. Но дьявол на футболке не настоящий. Настоящий явился в эту комнату под видом безобидного бухгалтера.

Баллистик замерял расстояние между вращающимся креслом и трупом, распростертым на простынях, пропитанных кровью.

– На теле жертвы обширное огнестрельное ранение в брюшную полость.

Мила разглядела насквозь промокшую, заскорузлую одежду: парень истек кровью.

– Убийца не стал стрелять в голову или в сердце, – заметила она. – Выстрелил в живот, чтобы продлить агонию.

– Валин хотел насладиться сценой. – Борис указал на стул перед кроватью.

– Но спектакль он поставил не для себя, – поправила его Мила. – Для отца, который из своей комнаты слышал, как сын плачет и кричит.

Она вообразила весь ход бесконечно длящегося страдания. Жертвы заперты, каждая в собственной комнате, превращенной в тюрьму, в месте, с которым связаны самые дорогие воспоминания; они слышат, что происходит с родными людьми, и содрогаются, зная, что скоро наступит и их черед.

– Роджер Валин – поганый садист, – заключил Чан. – Скорее всего, он не спешил, разговаривал с ними, переходил из комнаты в комнату. Наверное, даже позволял им надеяться, что возможно спасение. Если они найдут правильные слова и будут себя хорошо вести, их участь переменится.

– Что-то вроде суда, – вставила Мила.

– Скорее, пытки, – поправил ее Чан.

Выстрел – и Валин идет дальше. Так же поступили и они. Следующая – комната девушки. Лиза, девятнадцать лет. Розовые занавески и обои с лиловыми маргаритками. Хотя Лиза и выросла, она не захотела слишком многое менять в своей комнате. Куклы и плюшевые зверюшки уживались с косметичками и тюбиками губной помады. Школьные похвальные грамоты и фотография из Диснейленда между псом Плуто и Русалочкой соседствовали на стенах с постерами разных рок-групп.

Тело девушки на светлом паласе приняло какую-то странную позу. Перед роковым выстрелом ей удалось разбить окно, она пыталась бежать, но мужества, какое в нее вселило отчаяние, все-таки не хватило, чтобы отважиться на прыжок с четырехметровой высоты. Она отказалась от своего намерения, она тщетно молила о милосердии: тело так и осталось коленопреклоненным.

– Рана в области правого легкого. – Чан показал выходное отверстие на спине.