Фред Варгас - Когда выходит отшельник

– Обо всем! Кроме одного – полицейского расследования: о нем никто и не заикается, комиссар!

– Но о чем все-таки спорят в интернете? – снова настойчиво спросил Адамберг.

– О причине смерти. Выдвинуты две теории. Первая, особенно взбудоражившая сеть, – мутация: пауки-отшельники напичканы пестицидами и всякой другой дрянью, которая приводит в расстройство их организм, состав их яда изменяется, и он становится смертельным.

Адамберг снял ноги с решетки и пошел за сигаретами, которые оставил на буфете его сын Кромс. Взял пачку, вытащил сигарету, немного помятую.

– А вторая теория?

– Глобальное потепление. Сила яда растет при повышении температуры. Самые опасные пауки живут в жарких странах. А в прошлом году лето во Франции как раз было одним из самых жарких за всю историю. Теплой была и зима – ее и зимой-то не назовешь. В этом году жара стоит уже три недели подряд. Так что токсичность яда пауков могла возрасти, как и, возможно, их размеры и объем ядовитых желез.

– Все это не так глупо.

– Тем не менее, комиссар, к нам это отношения не имеет.

– Мне нужно побольше об этом узнать. О жертвах и пауках.

– О жертвах? Вы, наверное, шутите.

– Тут что-то не так, Вуазне. Все это ненормально.

– А климат? А пестициды? Вы считаете, это нормально, что мы боимся есть яблоки?

– Конечно нет. В Париже есть место, где люди разбираются в насекомых?

– Пауки – не насекомые.

– Точно, Вейренк мне говорил.

– Так вот, в Музее естественной истории есть лаборатория, занимающаяся пауками. Комиссар, только я с вами туда не пойду.

После ухода лейтенанта Адамберг снова сел у камина, потирая шею, чтобы снять непонятное напряжение, сжимавшее затылок. Когда он сидел перед экраном компьютера Вуазне и увидел паука-отшельника, это ощущение, сопровождаемое легкой тошнотой, посетило его впервые. Мимолетная внутренняя тревога, которая возникала внезапно, словно пешеход, перебегающий дорогу, и так же внезапно пропадала. Это должно пройти, уже проходит. Что-то чешется, как наверняка сказал бы Лусио.

Спустя два дня после задержания Карвена в комиссариате наступил бумажный период: гнетущая тишина, сотрудники, ступающие почти неслышно, согнувшиеся над бумагами, не отрывающие глаз от экранов компьютеров. Неподвижные, как их кот, свернувшийся клубком на теплом ксероксе: голова едва видна, шерсть прижата, сам словно уменьшился на треть. Ретанкур, почти полностью взвалившая на себя заботы о коте – ей изредка помогал Меркаде, – говорила, что, как ей кажется, их любимец чувствителен к бумажным периодам, как другие живые существа – к фазам Луны, и что он гораздо чаще сворачивается в плотный клубок именно в такие дни, чем во время выездных следственных действий. Это не значит, что Ретанкур за ним постоянно следила. Но именно она трижды в день наполняла его миску. И трижды в день ей приходилось относить его на второй этаж, где стоял автомат с напитками. Ибо кот желал принимать пищу только там и скорее умер бы с голоду, чем согласился притронуться к корму на первом этаже. Поэтому его приходилось таскать на руках по лестнице, несмотря на то, что в те редкие моменты, когда ему хотелось поиграть, он без малейшего труда носился как угорелый вверх и вниз по ступенькам. Так хотел кот, и Ретанкур подчинялась его воле, ведь этот клубок шерсти спас ей жизнь. В бумажный период она даже не пыталась развернуть его и несла мягкую пушистую кучку в обеих руках, словно драгоценный дар.

Накануне они доделали все, что еще оставалось, – так на берег набегают последние пологие волны перед самым началом отлива. Анализ подтвердил, что почва, изъятая из-под ногтей Карвена, идентична той, что налипла на ключ от машины. В восемнадцать часов адвоката отправили в камеру предварительного заключения в тюрьме Санте. Тамошние обитатели говорили, что стены в тюремном дворе такие грязные, что к ним стараются не прислоняться из опасения приклеиться намертво.

Бумажный период всегда проходил строго по протоколу. Сначала каждый из сотрудников, принимавших участие в расследовании, составлял подробный отчет о своей работе. Отчеты отправлялись майору Мордану, который приводил в приличный вид весь этот ворох бумаг, в то время как Фруасси и Меркаде собирали фотографии и заключения экспертиз. Все вместе поступало майору Данглару, ответственному за финальный вариант отчета, за отсутствие в нем огрехов, пробелов и несоответствий, за то, чтобы его можно было прочитать и понять. Это была нудная и мучительная работа, но, по счастливому стечению обстоятельств, Данглар, питавший нездоровую страсть к бумаге и писанине во всех ее видах, выполнял ее с огромным удовольствием. Начальство оценивало отчеты Данглара как безупречные, и это, наряду с результатами расследований, создавало комиссариату завидную репутацию.

Поскольку Адамберг тоже был сотрудником, участвовавшим в расследовании, то ему предстояло зафиксировать свои слова и действия. Комиссар крайне неохотно прибегал к письму, поэтому пересказывал Жюстену все, что говорил и делал, а тот составлял отчет за него. В завершение всей процедуры Адамбергу оставалось только подписать отчет, который именовался “Книгой”, поскольку стиль Данглара был превосходным.

Комиссар уже в третий раз приказывал Жюстену сделать получасовой перерыв, а сам включал монитор и погружался в изучение паука-отшельника. Ночью третья жертва скончалась в госпитале в Ниме от самых тяжких последствий ядовитого укуса – некроза внутренних органов.

Назвав свои заметки “Паук-скрипач”, Адамберг записал кое-какие сведения о двух предыдущих погибших:

Альбер Барраль, родился в Ниме, скончался три недели назад, возраст – восемьдесят четыре года, страховой агент, разведен, двое детей.

Фернан Клавероль, родился в Ниме, скончался неделю назад, 20 мая, возраст – восемьдесят четыре года, учитель рисования, разведен, детей нет.

Потом добавил еще одного:

Клод Ландрие, тоже родился в Ниме, скончался 2 июня, восемьдесят три года, торговец, трижды был женат, пятеро детей.

В тот же день одна из местных газет написала о некой Жанне Божё, которая, вернувшись после трехнедельного отдыха и узнав о смерти этих людей, пришла на прием в больницу Нима и показала ранку, уже начавшую заживать. Она сообщила, что была укушена 8 мая и, поскольку поражение не распространялось дальше, просто выполняла рекомендации своего врача. Женщине шел сорок пятый год.

Адамберг встал и принялся рассматривать листву липы за окном. Получается, только старики. И Вуазне особенно на этом настаивал. Вернувшись к себе в кабинет, он обнаружил от него письмо:

Вы уже видели? Женщина сорока четырех лет, укус не смертельный. Все потому, что они старые!