А. Квиннел - Эта черная, черная смерть

Здесь, в Матопосе, казалось, что Бог просто не участвует в разыгрывавшемся спектакле – все происходит лишь по законам природы. Лев, гепард или леопард выходят на охоту лишь потому, что им диктует это инстинкт. Преднамеренного зла здесь нет – они просто хотят есть.

Часа через два пришли львы. Их было четверо: три львицы и один черногривый лев. Самца Кризи сразу узнал, это именно его он видел по дороге сюда, склоненного над растерзанной жертвой, пока львицы ждали поодаль своей очереди.

Как и все кошачьи, они были любопытны, и любопытство это привело их к костру. Животы их были полны. Они медленно шли к теплу костра, но страха в них не было. Львы разлеглись на земле и сквозь пламя костра смотрели на Кризи. А он смотрел на них. Они лежали от него метрах в двадцати. Огонь понемногу угасал. Он подбросил в костер несколько сухих веток. Одна из львиц легла на бок, подставив раздутое брюхо огню.

Лев сидел на задних лапах, разглядывая Кризи живыми желтыми глазами. Через час две другие львицы тоже подвинулись поближе к огню и уснули. Черногривый лев сидел неподвижно, как и Кризи, который лишь изредка кидал в костер ветку-другую, чтобы поддержать огонь.

Прошел еще час, на протяжении которого Кризи не прекращал спорить с самим собой о сути вещей. Он изредка откусывал вяленое мясо и запивал его водой. Его черногривый сосед иногда совсем не элегантно рыгал, переваривая недавнюю кровавую трапезу. В конце концов Кризи соскользнул с полена, сложил на груди руки, улегся и задремал. После этого черногривый царь зверей тоже склонил голову на землю и закрыл глаза.

Ночные шорохи навевали сон, но незадолго перед рассветом к ним прибавился еще один звук, кашляющий лай гиены. Он раздался за спиной Кризи, заставив его открыть глаза.

Кризи еще не успел повернуться, как заметил, что лев с черной гривой настороженно смотрит вдаль поверх костра. Потом лев поднялся, обошел вокруг костра и остановился метрах в семи от Кризи. Зверь пристально вглядывался во тьму, потом вдохнул и раскатисто зарычал, как тысячи лет грозно рычат львы, вселяя ужас во все живое в самом сердце Африки.

Когда рычание стало смолкать, Кризи уловил слабый звук быстро удалявшихся шагов. По другую сторону костра три львицы подняли головы. Убедившись, что опасность им не грозит, они вновь заснули. Черногривый лев обошел костер и улегся на старом месте. Огонь почти догорел. Больше Кризи веток в него не подбрасывал. Справа, за линией горизонта, уже явственно обозначился скорый восход солнца. Он встал, потянулся, допил из фляжки остатки воды и засыпал землей еще тлевшие угли костра. Потом направился к своему «лэндроверу», оставленному в двух часах пешего пути.

Но через сотню метров Кризи остановился и оглянулся. Львицы еще спали, а лев с черной гривой сидел на задних лапах и провожал его взглядом. Тогда Кризи сделал то, чего не делал уже долгие годы – встал по стойке «смирно» и правой рукой отдал честь. Потом повернулся и продолжил путь.

Когда Кризи скрылся в зарослях буша, метрах в ста пятидесяти от того места, где еще дымились остатки костра, из невысокого кустарника поднялся мужчина.

Впервые за много часов Макси Макдональд поставил ружье на предохранитель. Потом очень осторожно он направился по следам друга из Матопоса… точно так же, как вчера он шел за ним в глубь заповедника.

Похоронная церемония на Гоцо заканчивается странным ритуалом. Мужчины, присутствующие в церкви, выстраиваются в ряд, подходят к гробу и окружают его кольцом. Потом друг за другом по кругу приближаются к покойному, целуют большой палец правой руки, касаются им гроба и отходят в сторону.

Службу вел отец Мануэль Зерафа. Рядом с гробом стоял Кризи, обнимая за плечи Джульетту. Около нее стоял Гвидо, а за ним – семья Шкембри. Церковь Святой Девы Лореттской, возвышавшаяся над заливом Мджарр, была заполнена до отказа. Люди пришли туда не только в знак скорби по Майклу, но и потому, что хотели отдать дань уважения Кризи, которого местные жители называли просто – Человек.

Кризи смотрел на мужчин, которые молча подходили к гробу, исполняя печальный обычай островитян. Он каждого узнавал в лицо, но имен их всех припомнить не мог. Они шли друг за другом медленной вереницей – от подростков до седовласых старцев. Поток людей казался нескончаемым, но, когда он подошел к концу, Кризи вздрогнул от неожиданности. Он увидел Фрэнка Миллера, который лишь мельком на него взглянул и отдал Майклу последний долг. Потом Кризи удивился еще больше: за Миллером шли Рене Кайяр, Йен Йенсен и Сова. Замыкал траурное шествие Макси. Мимо проследовали Пол и Джойи Шкембри. Они прошли вокруг гроба и остановились около двери. То же самое сделал Гвидо.

Церковь почти опустела. Внутри оставались лишь самые близкие, – те, кто прибыл совсем недавно, и, конечно, отец Зерафа. Вошли шесть юношей, поднесших покров. Пол Шкембри прошептал что-то на ухо Гвидо, который кивнул в ответ. Пол подошел к молодым людям, спокойно им что-то сказал, они повернулись и вышли. Тогда он подал знак пятерым мужчинам, стоявшим у выхода, и они подошли к гробу. Вместе с Джойи они подняли его на плечи, вынесли из церкви, спустились по ступеням и погрузили на катафалк. За ними шли Кризи с Джульеттой, остальные члены семьи Шкембри и отец Зерафа.

Вслед за катафалком к ближайшему кладбищу следовала длинная процессия автомобилей. После короткой службы у могилы Кризи обернулся к вновь прибывшим и сказал:

– Вы, ребята, меня удивили.

Фрэнк Миллер пожал плечами.

– Нам сказали, что после похорон будут хорошие поминки. – Он посмотрел на остальных. – А мы не из тех, кто упустит случай выпить в своей компании.

Ни один из них не высказал соболезнований ни Кризи, ни Джульетте. Когда хватало жеста, слова были не нужны.

Люси Куок просто не могла в это поверить. Она стояла во дворе со стаканом белого вина в руке и смотрела на восхитительную панораму Гоцо и бескрайнего моря. Занимался вечер. Работая стюардессой, она много путешествовала и не без оснований считала, что повидала немало. Но здешние виды казались Люси просто невероятными.

Во время похорон она стояла в дальнем углу церкви. Она была католичкой и посетила немало храмов, но, кроме Ватикана, такого богатства церковного убранства не видела нигде. Статуи и стены блистали золотом и драгоценными камнями. Тяжелые, роскошно украшенные подсвечники, стоявшие на алтаре, казалось, были отлиты из серебра. Но, судя по виду собравшихся, богатство обошло их стороной.

За ее спиной оживленно звучали голоса, иногда даже раздавались взрывы смеха. Она обернулась и стала разглядывать сорок с лишним человек, поднимавшихся в дом после непродолжительной службы у могилы. В числе гостей были два священника, державших в руках стаканы. Слева от нее Кризи, окруженный пятью мужчинами, появившимися в церкви, когда заупокойная служба уже началась, направлялся к дымившейся в саду жаровне. Казалось, они что-то добродушно советовали Кризи. Рядом с раскрытой дверью в кухню стоял стол, служивший импровизированным баром. Около него с воодушевлением хлопотал молодой островитянин.