Фелисия Йап - Вчера

– Покопайся еще, ладно? В какой-нибудь базе ее имя должно всплыть.

– Ага, – кивает он. – Еще я проверил регистрационный номер машины. Она купила ее на стоянке в Кембридже двадцать второго августа две тысячи тринадцатого года. Подержанный черный «фиат», за две тысячи девятьсот фунтов.

Я замираю.

– Но я по-прежнему не могу найти ее медицинскую карту, – продолжает он, размахивая руками. – У здравохрана нет файла для Софии Алиссы Эйлинг. В больнице Адденбрука – тоже. На всякий случай я отлистал назад, почти на десять лет со дня ее рождения. Так ничего и нет.

Дневник Софии может оказаться еще большим бредом, чем я думал. Тобины раскопки жирнее перечеркивают то, что в нем написано. А моим подозрениям требуются железные подтверждения.

– Сделай, пожалуйста, две вещи, – говорю я. – Первая: нужен полный отчет обо всех финансовых операциях Эйлинг.

Тоби кивает.

– Вторая: можешь выяснить, находилась ли она в психиатрической лечебнице под названием Сент-Огастин? У меня мало информации об этом учреждении, знаю только, что оно, возможно, где-то на Внешних Гебридах.

– На Внешних Гебридах? – щурится Тоби.

– Слишком общо, конечно. – Я пожимаю плечами. – Но давай за дело.

Кивнув, он исчезает за дверью. Я достаю диктофон, набираю файл Софии Эйлинг и произношу: «Родилась на Бермудах», «20 ноября 1970 года» и «подержанный черный „фиат“ с затемненными стеклами». Факт: когда пытаешься разгадать загадку, может пригодиться любая деталь, даже незначительная с виду.

Я нажимаю на кнопку, дабы убедиться, что машинка правильно транскрибировала мои слова. Сразу после этого в нескольких ярдах от стола раздается шарканье чьих-то ног. Должно быть, помощник Хэмиш в своих тяжелых ботинках. Проклятье. Трудно было экспертам подержать его в заповеднике на пару часов дольше? Лишняя отсрочка мне бы сейчас не помешала.

– Если вы по-прежнему думаете, что это самоубийство, предлагаю дождаться протокола вскрытия, – говорю я.

– По пути на Парксайд я заглянул в морг. Мардж и компания приступили к внешнему осмотру тела. Я упросил Мардж дать предварительную информацию – сказал, что это необходимо для следствия. Она согласилась.

На лице Хэмиша явное самодовольство.

– И?..

– Они по-прежнему не исключают возможности самоубийства. По крайней мере, на этой стадии. Пока там нет признаков внешних повреждений.

– Хм…

– Не понимаю, почему вы так уверены, что здесь нечисто.

– На случай, если вы не заметили: на ней был плащ слишком большого размера. – В мой голос проползает раздражение. – Он явно ей велик. Это не ее плащ.

– Но…

– Кто-то надел на нее этот плащ. Этот кто-то сильно испугался. Этот кто-то хотел избавиться от тела чем скорее, тем лучше. Камни в карманах – всего лишь неуклюжая попытка замести следы.

– Я вас не понимаю.

– Факты говорят, что на этой неделе течение в Кэме ускорилось. Прошло много дождей.

– И что?

– Часть камней, которые тянули ее вниз, могло унести течением. Тело всплыло и запуталось в тростниках.

– Даже если так, она все равно могла покончить с собой, – упрямится Хэмиш. – Не стоит так уж цепляться к плащу не по размеру. В этом сезоне на них, кажется, мода. Я видел такие, когда ехал в последний раз из Кембриджа в Эли: болтаются на человеке как на вешалке. Даже у моей жены такой есть. Надевала вчера на концерт в «Хлебной бирже».

Я вздыхаю. Факт: от Хэмиша зачастую больше вреда, чем пользы. Частично тому виной его непреклонное самомнение – распространенная болезнь среди детективов-дуо Кембриджширского отделения. Дело осложняется почти полной неспособностью отойти в своих мыслях на шаг в сторону – огромный недостаток для детектива. Хотя, наверное, моего помощника стоит пожалеть: иногда он не замечает очевидного. И раз уж он ненадолго попал во владения доктора Шелдон, нужно расспросить подробнее, что он там увидел.

– Мардж не нашла на теле следов каких-нибудь веществ? – говорю я.

– Я не спросил.

Хочется взвыть. Это первый вопрос, который задал бы патологоанатому любой уважающий себя детектив.

– Приблизительное время смерти?

– Она пока не знает, – говорит Хэмиш. – По предварительным оценкам, между тридцатью двумя и тридцатью четырьмя часами тому назад. Судя по трупному окоченению, она сказала.

Значит, Софию Эйлинг убили в четверг вечером.

Позавчера.

Надеюсь, ее убил не моно. Иначе это весьма осложнит расследование. Но даже если это сделал дуо, я должен поймать виновника до конца дня. Потому что сегодня убийца-дуо еще помнит о том, что он сделал. И мне будет легче получить чистосердечное признание.

– Что еще нашла Мардж?

– Платиновый цвет – ненастоящий. Эйлинг была натуральной шатенкой. Ей также делали косметические операции. Подбородок, нос, уши и щеки. Силиконовый бюст, ботокс и филлеры.

Хоть одно не бред – сумма, которую женщина выложила пластическому хирургу.

– Что-нибудь еще?

– Кажется, все. Мардж по-прежнему рассчитывает прислать отчет до конца дня.

Я отдал бы все, лишь бы узнать точную причину смерти. Но у меня мало других возможностей, кроме как дожидаться отчета доктора Шелдон. Тем временем надо, чтобы Хэмиш перестал морочить мне голову. Надо его чем-то занять.

– Не могли бы вы кое-что для меня сделать? – говорю я, двигая черного слона назад по короткой диагонали и убирая с доски белую пешку. – Если не путаю, у Марка Генри Эванса сегодня днем пресс-конференция в Гилдхолле. Не могли бы вы сходить на нее и доложить, что там происходит?

– Марк Генри Эванс? – (Я отмечаю ноту изумления в голосе Хэмиша.) – Я видел по пути сюда предвыборные афиши. Это он баллотируется как независимый кандидат от Южного Кембриджшира?

– Так и есть. Наш милый, скользкий мистер Эванс.

– И какая связь между Софией Эйлинг и Марком Эвансом?

– Она говорит, что они трахались. Он – что нет.

Перед тем как двигаться дальше, нужно твердо выучить ключевые факты, относящиеся к моему нынешнему печальному положению. Я выуживаю свой айдай, кладу палец на дактилоскопический сенсор и нахожу запись, которую сделал два дня назад.

Сегодня было два прокола. Мы с Хэмишем обсуждали что-то тривиальное, и я сказал, что мне нужно на всякий случай свериться с дневниковой записью двухдневной давности. Хэмиш посмотрел на меня недоуменно и слегка подозрительно. Я тут же исправился, конечно. Сказал, что имел в виду запись трехдневной давности, а не двухдневной, и быстро перевел разговор на что-то другое. Насколько беспечным нужно быть, чтобы совершить столь явную ошибку.

[Вним.: следить за тем, что говорю в присутствии Хэмиша. Еще один прокол, и он заведет против меня дело. Будет ужасно, если все, что я выстраивал столько лет, обрушится мне на голову. Высокое начальство разжалует меня в ту же минуту, как только узнает, что я притворялся дуо. Или выставит без выходного пособия. Мой безупречный послужной список – и внушительное число преступлений, которые я раскрыл за один день, пока мог держать в голове подробности, – не будут значить для них ничего вообще. В полиции до сих пор царят пещерные взгляды во всем, что относится к моно, – ни одного из нас не сочли достойным высокого поста. Я наверняка писал, как комиссар Мэйхью заявил в интервью от 2014 года, что ведомство и без того слишком прогрессивно и что моно должны быть благодарны, когда их берут на службу хотя бы констеблями.