Фелисия Йап - Вчера

Творение британского ученого станет величайшим изобретением, сделанным человечеством на благо человечества: так объявлено вчера.

Тридцатишестилетний дуо Тим Бернерс-Ли анонсировал запуск общественного хранилища памяти под названием «Всемирная паутина». Он описывает ее как набор средств хранения и обмена памятных записей в «интернете» без центрального администрирования и центральной базы данных.

Бернерс-Ли, сотрудник Швейцарской лаборатории при Европейском совете по ядерным исследованиям, создал простую систему кодирования, известную как HTML (hypertext mark-up language) [3] Язык гипертекстовой разметки. . Он также разработал свод правил под названием HTTP (hypertext transfer protocol) [4] Протокол передачи гипертекста. , которая позволит компьютерам обмениваться памятными записями. До сих пор «интернетом» пользовались только профессионалы отрасли и научные работники, но в недалеком будущем его возможности смогут оценить все.

Бернерс-Ли настаивает на некоммерческом использовании и дальнейшем развитии своего детища. «Технология ничего не стоит, если она не служит удовлетворению основной человеческой потребности: перемещать и сохранять воспоминания», – сказал он.

Ученый-дуо прокомментировал это так: «Явление станет массовым. Ошеломляет сама мысль о том, что незнакомые люди по всему миру смогут пересылать друг другу памятные записи простым нажатием кнопки». На что другой ученый насмешливо ответил: «Когда-то говорили, что сегвеи – это революция на транспорте. А сегодня на них катаются ленивые туристы».

12 часов 30 минут до конца дня

Все то же – я в жизни не читал ничего нелепее этого дневника. Записи – один чудовищный, вопиющий парадокс. Она утверждает, что помнит все, но не совсем. Ее так называемые воспоминания становятся со временем смутными, она говорит.

Как можно вспоминать смутно? Так не бывает. Человек или помнит, или нет. Человек или усваивает значимые для него факты, или нет. Хорошо выученные факты достигают сознания. Плохо выученные – не достигают. Это зависит от того, сколько сил человек тратит на изучение своих дневниковых записей. Но в обоих случаях в голове у людей хранятся твердые факты – или не хранятся.

Все просто: черное и белое. Как эти галечные камни в карманах плаща покойницы.

Я двигаю фигуру вперед и связываю коня.

У меня в голове нет ни одного ощущаемого и в то же время стабильного кадра, оставшегося, скажем, с понедельника. Однако я знаю, чтó в тот день было важным. Чему этот понедельник меня научил. (Факт: бóльшая часть ежедневного опыта повторяется изо дня в день и не стоит усвоения.) В моем дневнике есть описание того, что происходило в понедельник и было для меня действительно важно. Словами, черным по белому. Если я усвою эти факты как следует, я смогу вытаскивать их из головы так же быстро, как, скажем, дату самоубийства Гитлера в берлинском бункере в конце Второй мировой войны (30 апреля 1945 года). И они будут такими же четкими, как мои воспоминания до восемнадцати лет.

Короче говоря, слова в дневнике станут фактами в голове, если я как следуют их усвою.

Это же так просто.

Как тогда воспоминания могут быть смутными?

Эта женщина не в своем уме. А значит, новые набеги на ее дневник, скорее всего, пустая трата времени.

Но одну деталь, пожалуй, стоит проверить. Я нажимаю кнопку телефона у себя на столе.

– Хэмиш? – говорю.

– Да?

– Прежде чем отправиться в Гилдхолл, позвоните, пожалуйста, в лондонский отель «Кандински» и выясните, останавливался ли у них в номере двести шестьдесят один Мэттью Адамс. И была ли с ним когда-нибудь женщина. По имени Вероника Адамс.

Сержант-шофер подруливает к парковке перед коттеджем Софии в Гранчестере. Машина останавливается, и я спрыгиваю на землю. Наше второе за утро появление становится для местных сенсацией. Из дверей ближайшего дома высовывается голова любопытной Софииной соседки.

– Доброе утро, – говорю я, шагая к ней по садовой дорожке и доставая свое бейдж-удостоверение. – Ханс Ричардсон, полиция Кембриджшира, отдел уголовного розыска. Могу я задать вам пару вопросов о вашей соседке Софии Эйлинг?

Женщина подозрительно поджимает губы.

– Не волнуйтесь, пожалуйста. Это всего лишь рутинный опрос.

Она кивает, хоть и сморщив лоб. По туману в глазах я догадываюсь, что она моно, как и Клэр Эванс. Факт: двадцать лет детективной работы научили меня тому, что ум в человеке коррелирует с ясностью и четкостью взгляда и что этих двух признаков, к сожалению, лишены некоторые моно. Обидно, что недостаток ума у некоторых вызывает предубежденность против всех.

– Тогда ладно, – говорит она. – Заходите.

Я вступаю в гостиную, и в нос мне ударяет мощное «здрасьте» горелого жира и просроченного масла. В комнате полно мебели, сплошь в ситцевой обивке с цветочным рисунком. С каминной полки ухмыляется фарфоровый бульдог, на полу чуть поодаль стоит продавленный диван с завитками незабудок. Рыжий персидский кот бросает на меня подозрительный взгляд из угла и мчится прочь мимо резных напольных часов.

– Ваше имя, если можно?

– Миссис Марта Браун.

– Класс?

– Моно.

– Вы когда-нибудь разговаривали со своей соседкой Софией Эйлинг?

– Да. Но я посмотрю в дневнике на всякий случай.

Из складок фартука она достает дневник, набирает что-то на клавиатуре, энергично кивает:

– Да, мы говорили пару раз. Обычно про Руфуса.

– Про Руфуса?

Она показывает на кота, который с довольным видом точит когти о корпус часов.

– О чем конкретно вы с ней разговариваете? – спрашиваю я.

– София часто заглядывает, чтобы отдать мне его обратно. Особенно перед тем, как уехать в Лондон. Дневник говорит, что Руфус повадился забираться по ночам к ней в коттедж. Прямо не знаю, за что он ее так полюбил. Наверное, кормит его тайком.

– И часто мисс Эйлинг ездит в Лондон?

Прежде чем ответить, миссис Браун несколько секунд изучает свой дневник.

– Да, она там прилично времени проводит.

– Не знаете почему?

Мой вопрос вызывает лишь пустоту во взгляде миссис Браун.

– Я не думаю, что вообще… э-э… спрашивала почему, – говорит она, в легком волнении всплескивая руками. – Но давайте я поищу по ключевым словам.

Пока миссис Браун снова всматривается в дневник, я ловлю себя на том, что разглядываю ее когтистого кота. Может, София столь благосклонно относилась к ночным визитам Руфуса, потому что у нее когда-то тоже был любимый персидский кот. Может, ее дневник и не полный бред.

– Инспектор, – прерывает мои мысли миссис Браун, – я впечатала «Лондон + соседка». Ничего не находится, к сожалению.

– Вы знаете, чем мисс Эйлинг обычно занимается здесь, в Кембридже?