Рейчел Кейн - Волчья река

Однако мне нужно внимательно присматривать за дочерью.

Они просят разрешения уйти, и я позволяю это, хотя их тарелки еще наполовину полны. Мы с Сэмом прибираем кухню; я постоянно проверяю, не забыла ли включить сигнализацию. Он замечает это, но никак не комментирует. Я мою тарелки и передаю ему, он вытирает их и ставит на место. Это происходит в уютном, спокойном молчании, но я все время мысленно возвращаюсь в студию, к тому леденящему ужасу, к тому, как я проиграла бой в прямом эфире. Это все равно что трогать горячую плиту, но я не могу остановиться.

Когда звонит домашний телефон, я почти признательна за возможность отвлечься. Я сохраняю телефонную линию по причинам безопасности. Девять звонков из десяти – это запись чьего-нибудь голоса с мошенническими предложениями, однако стационарный телефон в случае кризиса не так быстро выйдет из строя, как сотовый, – он не зависит от аккумулятора и энергоснабжения дома.

Мне кажется, пусть у нас лучше будет такой запасной вариант.

Тянусь к трубке, потом отдергиваю руку. Номер мне незнаком, поэтому я слушаю, как звонок принимает автоответчик. Старомодный способ, но так я могу сортировать звонки и брать трубку лишь в случае чего-то срочного. Приглушаю звук и собираюсь уйти. Но автоответчик прокручивает мне первые слова, и это приветствие, произнесенное на том конце линии обычным человеческим голосом:

– Э-э… здравствуйте, мне нужно… нужно поговорить с женщиной по имени Гвен Проктор.

Я чувствую, как из желудка поднимается тошнота. Конечно, я получала множество гнусных телефонных звонков. Безымянные чужаки выкрикивали оскорбления, радуясь возможности попинать упавшего. Безымянные мужчины подробно описывали мне свои фантазии о том, как они желают изнасиловать и убить меня или моих детей или всех нас. Жуткие незнакомцы заявляли, что влюбились в меня с первого взгляда и знают, что мы предназначены друг для друга, если только я пойму…

Но сейчас неуверенный женский голос продолжает:

– Пожалуйста, умоляю вас. Ответьте мне, пожалуйста. Я не знаю, куда еще могу обратиться…

И я понимаю, что это один из тех звонков.

Это началось несколько месяцев назад, со случайного звонка от дальней знакомой копа, у которого был мой номер. Женщина плакала и молила меня сказать ей, что делать, потому что она не знает, как ей жить дальше. Ее четырнадцатилетний сын похитил, изнасиловал и убил пятилетнего ребенка соседей. А потом на три дня спрятал труп под кроватью. Эта женщина нашла тело и сообщила о находке, передав собственного сына в руки полиции.

Она не была готова к ужасной правде: люди винили и ее тоже. Винили за то, что она вырастила убийцу. Винили за то, что не знала, не остановила его.

Я потратила час, пытаясь помочь ей найти способы справиться с тем, через что ей пришлось пройти. В итоге нашла убежище для пострадавших от домашнего насилия, где она могла хотя бы на какое-то время спрятаться. Не знаю, что случилось с ней потом. Но она рассказала кому-то обо мне и о том, как я помогла ей. И началось…

За последние три месяца я получила несколько таких звонков. Бестелесные, полные боли голоса умоляли меня о помощи, об ответах, которых у меня не было. Самое большее, что я могла предложить им, – это понимание и слабое утешение, заключающееся в том, что не они одни живут в этом кошмаре.

Сэм смотрит на меня, и на лице его написано: «Не надо». И он, конечно же, прав. Нам не нужно дополнительных проблем. Я почти пропускаю этот звонок. Слышу дыхание этой женщины, слышу, как она давится всхлипом…

– Ну, ладно, – говорит она, и я различаю в ее голосе тусклую горечь. – Извините, что побеспокоила вас. Сейчас я положу…

Я хватаю трубку и говорю:

– Это Гвен. Что случилось?

На том конце линии раздается протяжный вдох.

– Извините, – отвечает женщина. – Мне казалось, что я могу пройти через это, не… не раскиснув вот так. Наверное, я просто не такая, как вы. Судя по тому, что мне говорили, вы практически сделаны из стали.

Я все еще понятия не имею, кто это и о чем речь, но прислушиваюсь к своим инстинктам.

– О, поверьте, это далеко не так, – говорю я ей. – Всё в порядке. Успокойтесь. Как вас зовут?

– М-марлин, – отвечает она. – Марлин Крокетт. Из Вулфхантера [4] Вулфхантер ( англ. Wolfhunter) – охотник на волков. . – Она говорит с растяжкой, характерной для сельских районов Теннесси. – Это поблизости от… ну, наверное, поблизости от са́мого ничего. – Нервно смеется, и этот смех похож на звук трескающегося стекла. – Никогда не слышали о таком месте, верно?

Она формулирует это как вопрос, и я честно отвечаю:

– Не слышала. Чего вы хотите от меня, Марлин?

Она не переходит сразу к сути дела. Мне знакома эта тенденция; Марлин собирается ходить вокруг этой сути, собираясь с духом. Она рассказывает мне о своем городишке, о своем недовольстве работой, о жирном пятне, которое никак не может соскрести с деревянного пола. Я жду. Сэм заканчивает мыть тарелки. Затем пишет записку и передает ее мне. «Пойду поработаю». Направляется к нашему общему кабинету. Теперь там стоят два рабочих стола, на довольно большом расстоянии друг от друга. Сэм одновременно трудится поденным рабочим на строительстве и выполняет пару мелких обязанностей для коммерческой формы в Ноксвилле. Я несколько часов в день работаю в онлайн-поддержке бухгалтерского бизнеса и попутно берусь за проекты по графическому дизайну. На обычной работе в офисе можно было бы обеспечить себе бо́льшую финансовую стабильность, но мне нравится быть дома, с детьми, особенно в такое невероятно долгое и жаркое лето. И мне нравится мысль о том, что даже сейчас я могу бросить все и бежать прочь, если понадобится. Мне потребуется много времени, чтобы отвыкнуть от этого побуждения. Если я вообще смогу отвыкнуть.

Наконец я понимаю, что моя собеседница выдыхается, поэтому вставляю реплику:

– Марлин, откуда вы вообще взяли этот номер?

– Одна женщина в соцсети сказала, что вы совсем не монстр, которым вас считают некоторые, и что ей вы помогли. Я спросила ее, сможете ли вы помочь и мне тоже. Она сказала, что, наверное, сможете, и дала мне ваш номер.

– В открытом доступе? На своей странице?

– По электронной почте, – отвечает Марлин. Голос ее звучит еще более нервозно. – А что не так?

По крайней мере, номер не был опубликован в Интернете, но все же, наверное, нужно его сменить. Или вообще избавиться от стационарной линии.

– Как ее зовут?

– Не знаю ее настоящего имени; в соцсети она прописана как Мелисса Торн.

Надо будет поговорить с этой Мелиссой.

– Ладно, – говорю я. – Вы можете сказать мне, что у вас не так?

Я предполагаю, что она заговорит о своем муже или любовнике или о ком-то еще из семьи. Может быть, даже о подруге. Но Марлин говорит: