Михаил Зайцев - Порча на смерть

— Присядьте-ка на минутку, будьте так любезны. Вы сможете привести вашего клиента сюда, ко мне?

— Значит, вы возьметесь?

— Я этого не говорил. Сначала приходите вместе с клиентом, побеседуем о том о сем, для начала втроем. Понадобится — подключим Семена Ароныча.

— А может, лучше вы ко мне, а? Интерьер у вас, не обижайтесь, постный до отрыжки. Мои богатенькие клиенты привыкли к магическому антуражу, к таинственным декорациям.

— Встретимся здесь для начала. Потребуется, устроим выездной маскарад со спецэффектами. Опыт имеется.

— О'кей. Тогда последнее. — Игнат помусолил пальцами воображаемые денежные купюры. — Мой финансовый интерес оговорим сразу, ладно? Сколько вы возьмете за порчу на смерть?

— Разве я обещал, что мы возьмемся наводить порчу? — улыбнулся безымянный ассистент. — Я сказал: приводите клиента, сами приходите. Для начала побеседуем о грехе, об искушении, о пути истинном, о всепрощении. Для начала. А дальше видно будет.

— Пардон, я не понял? Вы мне голову морочите или надо мной издеваетесь?

— Ни то, ни другое. Вы что же, надеялись, я вот так, запросто признаюсь незнакомому молодому человеку в нарушении десяти заповедей божьих и назову расценки экстрасенсорного киллера? Еще раз повторяю: приходите с клиентом, я с ним пообщаюсь, а дальше посмотрим.

Голова в зеркальных очках дернулась по-птичьи.

«Может, у него с глазами все в норме, может, у него с шеей проблемы? — подумал Игнат, поднимаясь с жесткого сиденья казенного стула. — Хотя какая разница? Одноглазый или кривошеий, один черт — скользкий змей».

— Можно я подожду в предбаннике Семена Ароныча?

— Семен Ароныч не общается с посетителями без рекомендации секретаря. Мы с вами обо всем договорились. Ежедневно, с восемнадцати и до закрытия поликлиники по рабочим дням я здесь, в кабинете. До свидания или же прощайте, вам решать. Позовите, будьте любезны, кто там в приемной согласно очереди... Игнат развернулся на каблуках, вышел. Переступил вальяжно вытянутые ноги в сапогах-"казаках", бросил небрежно через плечо:

— Самоубийцы, вперед по записи. Киллер ждет.

Сергач пошел прочь не оглядываясь, быстро-быстро лавируя между недомогающими завсегдатаями поликлиники, на ходу застегивая куртку, поднимая капюшон. Помог в душном тамбуре древней старушке, придержал тяжелую для нее дверь. С огромным удовольствием вдохнул свежий вечерний воздух, перепрыгнул через три ступеньки, засунул руку в карман, нащупал записку Архивариуса.

Адрес номер два сегодня недоступен — до Медведкова добираться ого-го сколько, по адресам к третьему, четвертому и восьмому надо бы успеть.

«Первый блин вышел комом. Блин! — думал Игнат, меряя широкими шагами параллели и меридианы переулков. — Семена Ароныча придется вычеркнуть из списка. Конечно, змий-ассистент и его шеф, старый шулер, грешат черными делами, но я обещал Протасовой выдать на сто процентов достоверную информацию, а не на девяносто девять, блин! Я сам виноват. Легенда ни к черту. Исполнители не любят посредников, а я, дурак, забыл сию нехитрую аксиому. Легенду придется менять. Отныне я сам заказчик. Я готов квартиру продать, душу заложить, лишь бы навести порчу на... На Семена Ароныча! Ха! Отличная идея, годится!»

Сергач трусцой пересек Чистопрудный бульвар, пробежал стометровку по улице Покровке, повернул налево, спустился с одного из семи мифических московских холмов. Следующий адрес разыскал, всего лишь единожды уточнив направление поисков у продавщицы в ларьке «Табак».

Жилой дом. Старый, позапрошлого века. На первом этаже магазины — «Продукты» и «Вина». Между витринами с колбасами и с бутылками, ниже уровня тротуара на шесть ступенек, маленькая железная дверь в стене. Ржавая дверь в подвал с нарисованным мелом крестом. В записке Архивариуса так и написано: «ЖЕЛЕЗНАЯ ДВЕРЬ С КРЕСТОМ», и далее чуть помельче: «ДОН МИГЕЛЬ, ЖРЕЦ ВУДУ». Возле дверного косяка кнопка электрического звонка. Зарешеченные мутные стекла подвальных бойниц светятся желтым, значит, в подвальчике точно есть кто-то, кроме крыс, кто-то двуногий.

Сергач надавил большим пальцем на кнопку звонка. Еще раз. И еще.

— Кто там? — глухой, еле слышный голос.

— Я к Мигелю.

Мерзко заскрипели проржавевшие дверные петли, дверь приоткрылась. Чуть-чуть.

— К Дону Мигелю? — переспросили из щели прокуренным мужским голосом, делая ударение на приставку «Дон».

— К Грандмастеру Дону Мигелю.

Дверь распахнулась. За порогом мужчина лет пятидесяти с длинными, частично заплетенными в косички, но в основном хаотично ниспадающими на голые плечи совершенно седыми волосами. Престарелый хиппи обнажен до пояса, застиранные джинсы с дырками на коленках, на босых ногах войлочные домашние тапочки. В руке у лохматого маленькая, выкрашенная в черный цвет церковная свечка. Лепесток огня освещает лицо с пегой щетиной и вязь причудливых татуировок вдоль и поперек, как ни странно, поджарого и мускулистого тела.

— Проходи. — Рука со свечкой указала на вешалку около разрисованной темперой стенки. — Раздевайся.

Вешалка — палка о трех ногах — будто сноп из мужских и женских пальто, полупальто, шуб и дубленок. Игнат не глядя бросил куртку поверх пестрого снопа, взгляд его тем временем блуждал по настенным рисункам. В зеленых пятнах под ногами Девы Марии не сразу, но угадывались контуры человеческих черепов, а на алых сердечках над нимбом Божьей Матери капельки крови такие маленькие, что поначалу кажутся крапинками.

— Нравится? — спросил мускулистый хипарь, поднимая свечку повыше, поближе к зеленым черепам.

— Балдеж. Клевое граффити. — Игнат ослабил узел галстука, расстегнул ворот рубашки.

— Я рисовал.

— Ты художник?

— Иногда. Пойдем.

Из прихожей вел узкий проход в мастерскую «иногда художника». Пахло краской и растворителями, но все перебивал запах расплавленного воска. Без преувеличения сотни черных свечей, больших и маленьких, толстых и тонких, торчали частоколом вдоль периметра большой квадратной комнаты с низким потолком. Под решеткой подвального оконца легли грудой исписанные холсты, пустые рамы, подрамники. Здесь же горстка засохших кистей, изжеванные тюбики, пустые бутылки. Прямо напротив узкого прохода в мастерскую к стене прижался алтарь — пирамидообразное ступенчатое сооружение, увенчанное грубо вылепленными из цемента головами с ракушками-каури вместо глаз. Одна большая, несколько поменьше и одна совсем маленькая. Но размер глаз-ракушек у всех одинаковый, и оттого самая маленькая головка пучеглаза, а самую большую, такое впечатление, лепили с китайца. На ступеньках алтаря детские игрушки — мячик с аппликацией в виде Микки-Мауса, куколка Барби, плюшевый медвежонок и еще какая-то мелочь. И ворох птичьих перьев у подножия. А на полу перед алтарем коленопреклоненные люди. Человек десять-двенадцать спиной к Игнату, один лицом к нему.