Уоррен Мерфи - Последнее испытание

Римо опустился у кровати на колени, взял в свою ладонь хрупкую и прозрачную, словно восковую руку. Пульс едва прощупывался.

— Сестра Мария?

Голос ее походил на шелест:

— Да?.. Кто это?

— Не знаю, помните ли вы меня...

— Ваш голос...

Римо вздохнул.

— Я Римо. Римо Уильямс.

И тут сестра Мария Маргарита вздрогнула, и с губ ее слетел еле слышный вздох облегчения.

— Да, да... Я узнала... по голосу, — прошептала она. Напряглась, пытаясь рассмотреть его лицо, затем бессильно откинулась на подушку. — О, я знала, я так и знала, что ты жив...

— Сестра?..

— Я не могла в тебе ошибиться, — сказала она, слепо глядя в растрескавшийся потолок.

— Я пришел спросить... о себе.

— Но разве я смогу сказать тебе больше, чем уже сказал Святой Петр?

Римо нахмурился. Похоже, она бредит.

— Меня подбросили на порог сиротского приюта... Вы помните?

Легкая улыбка тронула ее бескровные губы.

— Да. И я нашла тебя там. Ты даже не плакал. Лежал в корзинке и молчал... Я уже тогда поняла — этот мальчик ни на кого не похож. Особенный...

— Говорят, вы видели мужчину, который меня подбросил?

— О, но это было так давно...

— Знаю, но все же попытайтесь вспомнить. Как он выглядел?

— Очень высокий... худощавый. Примерно того же телосложения, что и ты. Ты ведь тоже всегда был худеньким... Но все равно чувствовалось, крепкий парнишка. Сильный... Позднее я часто смотрела на тебя и думала: он похож на него...

— Почему же вы ничего не сказали мне раньше?

— Но я не знала его имени... Никто не знал. И почему он оставил тебя в приюте, тоже никто не знал. Должно быть, причина была веская... Ведь разве можно просто так обрекать ребенка на то, чтобы он в каждом встреченном на улице мужчине искал своего отца?..

— Да, было, было... — глухо произнес Римо. — Я часто так делал.

— Мы прозвали тебя «Мальчик у окна», знаешь? Ты все время сидел у окна и ждал, когда за тобой придут и заберут домой. И был таким храбрым... и одновременно печальным. И вот теперь вырос и живешь собственной жизнью...

— Так вы так ничего и не узнали про того человека?

— Нет.

— Черт... — тихо пробормотал Римо.

— Правда, несколько лет спустя я увидела его снова.

Римо побледнел.

— Где?!

— Видела в кино, — прошептала сестра Мария. — Постарел, но это был он, я уверена... И глаза — точь-в-точь твои. Такие же глубокие и серьезные.

— В каком городе это было?

— Вряд ли вспомню... То ли в Оклахома-Сити, то ли... Да, в Оклахома-Сити.

— Вы с ним говорили?

— Нет. Как я могла...

Сестра Мария Маргарита умолкла. Дыхание ее было слабым, но ровным. Римо видел, как медленно вздымается под покрывалом ее плоская грудь.

Он сжал холодную руку монахини. В голосе его прозвучала последняя надежда:

— А может... вы помните что-то еще? Что-нибудь, что могло бы навести на след?

— Да. Помню...

Римо так и подался вперед.

— Помню, как назывался фильм... — сонно произнесла Мария Маргарита.

— Что ж, уже хорошо. — Бывший воспитанник ободряюще похлопал ее по руке.

— Он назывался «Море — мое единственное дитя». Так себе фильм. Цветной, а мне всегда больше нравились черно-белые. Тебе тоже?

— Конечно, сестра Мария. — Римо едва не заплакал от разочарования.

— И еще помню, что глядела на экран и думала: как это печально, что все так обернулось... И еще подумала: а знает ли он?

— Знает что?

— Что ты умер.

Римо словно током ударило. Он вздрогнул, а когда заговорил снова, голос его от нахлынувших чувств звучал очень глухо.

— А вы... знали?

— О да, и очень горевала. Но в глубине души ни секунды не верила, что ты способен на преступление.

— Так оно и есть. Меня подставили.

Он почувствовал, как дрогнули ее холодные пальцы, как крепко сжали его ладонь.

— В глубине души я так и считала. А теперь, когда ты здесь, рядом, знаю наверняка... Потому как если б ты и впрямь стал плохим, то не был бы сейчас здесь, со мной... — Она ловила ртом воздух. — Здесь, на небесах...

У Римо перехватило дыхание. Он судорожно сглотнул.

— Так и знала, что ты умер истинным христианином... — прошептала Мария Маргарита.

Римо снова сглотнул, но ком в горле не исчез.

— А последнее время только о тебе почему-то и думала, — тихо произнесла она каким-то странным голосом, который словно и не принадлежал уже этому немощному хрупкому телу. — Ну, скажи, не странно ли это?

— Я тоже часто о вас думал, — пробормотал Римо. — Вы даже не представляете, как пригодилось мне то, чему вы меня учили.

— Это хорошо, Римо. Просто чудесно... — Рука с четками на запястье потянулась к нему. — А теперь ступай, побегай и поиграй. Что-то твоя сестра Мария сегодня сильно устала... Завтра поговорим.

— Прощайте, сестра Мария. Я никогда вас не забуду!

— Прощай, Римо.

Римо поднялся. Взглянул на женщину, вырастившую его, — такую хрупкую и почти бестелесную в этом сумеречном освещении. Дыхание ее было медленным и ровным, пульс едва прощупывался.

Римо задумчиво посмотрел на монахиню, затем направился к двери. И тут вдруг услышал тихий храп. Сперва он не придал этому значения, но звук усилился и заставил мужчину похолодеть. В постели что стояла у него за спиной, сестра Мария Маргарита отошла наконец в мир иной. Поддалась, откликнулась на зов смерти.

— Порой такое случается, — проговорила сестра Новелла. — Человек держится за жизнь, цепляется за соломинку до последнего. И вот вы — должно быть, это послужило сигналом. Теми ножницами, что перерезали тонкую нить.

Римо не ответил. Он ощущал все тот же леденящий душу холод и пустоту. Но глаза его оставались сухими.

— Вам не в чем упрекнуть себя, мистер Уильямс. В общем-то этот ваш визит был даже благом. Больше ей не для чего жить.

Сестра Новелла отхлебнула чай.

— Хорошо поговорили? — спросила она после паузы.

— Я никогда ее не забуду... — прошептал Римо.

— На похороны останетесь?

— Наверное, не получится.

— Ну, если передумаете, всегда можете приехать.

Римо поднялся. Он словно бы одеревенел.

— Спасибо. Я, пожалуй, пойду.

Сестра Новелла проводила его до двери.

— Спасибо, что приехали. Рада была познакомиться с вами, — заметила она тоном, каким обычно обсуждают только что прогремевшую грозу, а не жизнь человека, угасшую, словно свеча.

Уже у порога сестра Новелла остановилась:

— Она не могла смириться с потерей сиротского приюта, вот в чем ее трагедия.

Римо кивнул.

— Что вполне можно понять. Ведь приют был делом всей ее жизни. Она отдавала работе всю себя. И потом, она ведь и сама там выросла.

Римо резко обернулся.

— Что?!

— Сестра Мария тоже была сиротой. Разве вы не знали?

— Нет, — тихо ответил мужчина.

— Кто же лучше поймет нужды и страхи сирот, нежели человек, сам выросший без родителей?..