Уоррен Мерфи - Стальной кошмар

– Все верно, – подтвердил Чиун, поднимая вверх палец с длинным ногтем. – Именно это я и хочу сказать: она всегда должна быть рядом с тобой.

– Слава Богу, – с облегчением произнес Римо.

– Конечно, – согласился Чиун, полагая, что Римо наконец понял, что он имеет в виду.

Иногда Римо так медленно соображает! Что поделаешь, белый человек есть белый человек. Его так и не удастся перевоспитать до конца, но лет через двадцать-тридцать он станет в большей степени корейцем, чем сейчас. Особенно если будет чаще бывать на солнце.

– Так в чем же дело? – спросил Римо.

– В доме. Он тебе совсем ни к чему. Римо нахмурился.

Это насторожило Чиуна: возможно, парень не понял, о чем идет речь.

– Я сейчас все объясню, – сказал Мастер Синанджу. – Место Ма Ли – возле тебя. Так?

– Так.

– Отлично. Ты сам это только что признал. А твое место – рядом со мной, верно?

– Ты Мастер Синанджу, я твой ученик. Чиун встал и радостно захлопал в ладоши.

– Отлично! Значит, мы обо всем договорились.

– О чем договорились? – спросил Римо, тоже вставая.

– После свадьбы Ма Ли переедет к нам. А теперь давай я помогу тебе разобрать это никчемное сооружение.

– Нет уж, папочка, так не пойдет. От удивления на пергаментном лице корейца появились глубокие морщины.

– Что?! Ты не хочешь Ма Ли? Прекраснейшей и добрейшей Ма Ли, благородно закрывшей глаза на твою безобразно белую кожу и безродное происхождение, Ма Ли, согласившейся стать твоей женой? Ты не желаешь, чтобы она жила с тобой после свадьбы? Это что, какой-то американский обычай, о котором ты мне прежде не рассказывал?

– Вовсе нет, папочка.

– Нет?

– В мои планы не входило, чтобы Ма Ли переехала к нам.

– А как же?

– Я сам собирался переехать к ней.

– К ней?! – возопил Чиун. – То есть ты хотел съехать? Уйти из дома моих предков?!

От пережитого потрясения морщины на лице корейца разгладились.

– Честно говоря, мне и в голову не приходило, что можно поступить как-то иначе, – признался Римо.

– А я не думал, что тебе придет в голову действовать иначе, чем по законам Синанджу! – перебил его Чиун.

– Мне казалось, что тебе самому нужно право на личную жизнь. Думал, ты поймешь...

– В Корее семьи держатся вместе, – оборвал Чиун, – а не разъезжаются, как у вас в Америке. В Америке молодых женят или выдают замуж, а потом живут в сотнях милей от них. В результате члены семьи охладевают друг к другу и их семейные связи рушатся. Поэтому нет ничего удивительного, что в Америке семьи дерутся за наследство и даже убивают друг друга. Белых в Америке с детства воспитывают так, чтобы они росли чужими друг другу. Стыд и позор!

– Извини, папочка, но мы с Ма Ли обо всем договорились и решили именно так.

– Нет, так могут решать только в бесстыдной стране, где ты бесславно появился на свет! Я смотрел ваш телевизор, видел “Перед закатом” и “Пока земля вращается” и знаю, как это бывает. Сначала вы построите собственный дом, а потом станете оспаривать мою власть. Я этого не потерплю!

Мастер Синанджу повернулся на каблуках, взмахнув полами кимоно, и с сердитым видом двинулся берегом моря назад в Синанджу, унося в своем большом сердце глубокую обиду.

Римо выругался про себя и пошел назад к дому. Ему пришлось еще немало потрудиться, разрезая ногтями стебли бамбука, пока их не набралось достаточно, чтобы сделать внешние стены дома.

Римо даже представить себе не мог, что будет чувствовать себя таким несчастным, когда у него наконец появится собственный дом.

Уже почти стемнело, когда Римо закончил стены. Из деревни потянуло дымком: там начали готовить ужин. Его нос почуял запах риса: за долгие годы тренировок его обоняние настолько обострилось, что этот аромат был для него так же явственен, как ощущение карри на языке. Он почувствовал, что страшно проголодался.

И решил, что крыша подождет.

Пройдя высокие скалы, защищавшие деревню Синанджу от морских ветров, Римо заметил внизу Ма Ли, свою будущую жену. Спрятавшись за большим валуном, от принялся наблюдать.

Девушку со всех сторон обступили женщины, собравшиеся на деревенской площади. Она была еще совсем юной, намного моложе Римо, но солидные матроны деревни оказывали ей такие почести, словно она была женой старейшины.

Римо почувствовал острую радость: ведь еще несколько недель назад Ма Ли была парией и жила в бедной лачуге, далеко отстоявшей от деревни.

А еще раньше, когда Чиун находился на смертном одре, Римо чувствовал недоброжелательное, презрительное отношение к себе сельчан из-за того, что он не кореец. Это породило такое чувство одиночества, какого ему еще никогда не доводилось испытывать.

Тогда-то он и познакомился с Ма Ли. Она была сиротой, деревенские жители сторонились ее и называли “Безобразная Ма Ли”. Когда Римо впервые встретил ее, она ютилась в крохотной хижине и носила вуаль. Он решил, что у нее обезображено лицо, и посочувствовал ей. В результате ее приятное обхождение растопило лед в его сердце, и он полюбил ее.

Однажды, поддавшись порыву, Римо приподнял вуаль. Он ожидал увидеть нечто ужасное, но вместо этого был поражен ее красотой. Ма Ли была хороша, как куколка. Оказывается, ее называли безобразной потому, что она не соответствовала корейским представлениям о красоте. По западным же стандартам она могла бы затмить любую телезвезду.

Римо не раздумывая сделал ей предложение. И Ма Ли тут же согласилась. Римо, который никогда не был полностью предоставлен самому себе, обрел наконец полное счастье.

С площади донесся счастливый смех Ма Ли, и Римо улыбнулся.

Ее теперь уважали как невесту будущего Мастера. Конечно, это было сплошное притворство. Пока Римо не согласился взять на себя ответственность за деревню, ее жители только что не плевали ему вслед. Что поделаешь, таковы были традиции деревни: вот уже несколько тысячелетий они были не более чем мотыльки, порхающие вокруг пламени свечи. Им не надо было ни работать, ни думать – за них все решал Мастер Синанджу, продававший свое искусство наемного убийцы – ассасина сильным мира сего.

Первые Мастера Синанджу были вынуждены взять на себя обеспечение деревни потому, что в голодные годы сельчане просто топили младенцев, которых не могли прокормить. Возможно, думал Римо, в те далекие времена это было оправдано, но теперь стало для жителей Синанджу хорошей уловкой.

Впрочем, за это их вряд ли можно было винить.

Ма Ли подняла глаза, и Римо почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Такое случалось с ним всякий раз, когда он видел ее влажный взгляд. Она была необыкновенно хороша, просто верх совершенства.

Римо начал спускаться вниз со скалы, и Ма Ли встрепенулась, побежала ему навстречу, подхватив хрупкими ручками длинные юбки национального платья.