Жак Мазо - Орлиный мост

— Однако он не так уж плох, к тому же журналист — отличная партия.

— Не настаивай. Он меня нисколько не привлекает, кроме того, я терпеть не могу журналистов.

— Отчего же?

— У них на любой вопрос готов ответ, и чаще всего они говорят, чтобы ничего не сказать… Нет, ты знаешь, я бы предпочла человека другой профессии…

— Например?

— Почему бы не полицейского?

Удивленный Мишель не знал, что ответить. Мюрьель рассмеялась:

— Ты видишь, я говорю то, что думаю. — Потом она добавила: — Довольно шутить. Ты нашел свое счастье?

— Не знаю, действительно ли это мое счастье, но кому-то это покажется несчастьем.

— Ты можешь говорить яснее?

— Не сейчас.

— Я настолько глупа, что не в состоянии тебя понять?

— Не сердись. Я хочу эффекта неожиданности. Подумай о встречах, что нам предстоят. Это очень важно.

Выпив кофе за стойкой, они поехали к Ноэми на машине Мюрьель, где лежало оборудование, взятое из клиники.

— Как прошло посещение клиники? — с беспокойством спросил Мишель.

— Наилучшим образом. Все тут же начали мне улыбаться.

— Да, теперь там многим станет спокойнее. Кстати, ты видела Антонена?

— Видела, он все в том же состоянии. Вялый и похудевший. Если бы только ему удалось из этого выбраться…

Они поставили машину перед домом семьи Майар и постучали. Ноэми открыла, оставив дверь на цепочке.

— Что вы хотите? — спросила она еще более резко, чем обычно.

— Извините за беспокойство, — начала Мюрьель, — но нам надо с вами поговорить.

— В этом нет необходимости. Я не хочу, чтобы вы видели мою дочь.

Мишель подошел ближе и заговорил тоном, не допускающим возражений:

— Послушайте, мы не войдем, если вы не разрешите. Но хотел бы уточнить: отныне я веду официальное расследование и могу вызвать вас повесткой в любое удобное мне время или получить разрешение проникнуть в ваш дом. Мне не хотелось бы прибегать к крайним мерам, тем более что вам, очевидно, не в чем себя винить. Тем не менее, сознательно или нет, вы можете знать вещи, которые окажутся полезными в нашем расследовании.

Ноэми продолжала смотреть в сторону других строений тупика, словно боялась быть застигнутой врасплох, разговаривая с ними.

— Повторяю вам. Я не хочу, чтобы Вероника…

— Хорошо! — согласился Мишель. — Мы не будем общаться с вашей дочерью, если вы этого не желаете, но вы сами могли бы принять нас.

И все-таки Ноэми не решалась открыть дверь.

— Пожалуйста, — попросила она, — оставьте меня в покое! Я ничего не знаю!

— В таком случае, — пригрозил Мишель, — я не буду больше уговаривать вас. Я не только официально вызову вас в жандармерию, но и попрошу ордер на обыск.

Инспектор не обратил внимания на неодобрительный взгляд Мюрьель. Он и так был достаточно терпелив, теперь надо закончить расследование и воздать должное невинным жертвам! Мишель подождал несколько мгновений и, видя, что Ноэми никак не может решиться, сделал вид, что уходит.

— Хорошо! Во всяком случае, я вас предупредил…

Мюрьель не двигалась, стараясь оценить ситуацию.

И тут вдруг Ноэми открыла дверь.

— Я согласна. Только, прошу вас, ненадолго…

Они расположились на привычном диване, тогда как Ноэми села на пуфик. В этом было что-то трогательное — настолько беззащитной она казалась.

Обменявшись взглядом с Мишелем, Мюрьель задала первый вопрос:

— Мадам, скажите, Вероника, то есть голос Тома ничего не поведал вам, пока вы сидели с дочерью?

— Нет.

— Позволю себе повторить вопрос. Это очень важно. Вполне возможно, что именно в состоянии вашей дочери ключ к разгадке всего дела.

— Нет! — раздраженно произнесла Ноэми.

Мишель продолжил:

— С самого начала расследования нам не дает покоя тот факт, что Вероника говорит голосом Тома…

— Но как это возможно? — резко оборвала его Ноэми. — Если мне не изменяет память, ей было два года, когда То… Я хочу сказать, когда погиб этот бедный юноша!

— Конечно, — подтвердила Мюрьель. — Но даже при вселении духа вероятность случайного совпадения слишком мала.

— Вероятно, это случилось потому, что Вероника прошла по Орлиному мосту в день, когда не следовало этого делать? — предположила Ноэми.

Ее нервозность выражалась в том, что ее руки беспрестанно двигались. Глаза Ноэми наполнились слезами. Еще мгновение — и она расплачется.

Мюрьель окинула взглядом стены, избегая смотреть на мандалу. Потом она вновь заинтересовалась часами, висевшими над камином и показывавшими всегда 10 часов 20 минут. Это что-то ей напоминало, но она не могла понять, что именно.

— Уверяю вас, — проговорила Ноэми, — я не могу сказать ничего важного для…

Внезапно она остановилась на полуслове. Из соседней комнаты послышался голос Вероники:

— Папа!.. Папа…

Ноэми резко вскочила.

— О нет! — воскликнула она, стремительно выходя из комнаты.

Мишель и Мюрьель последовали за ней. Вероника пребывала в величайшем волнении и мотала головой из стороны в сторону. В то же время она била руками по матрацу. Девушка продолжала звать отца.

— Не волнуйтесь! — воскликнула Мюрьель, выходя из комнаты. — Никакой опасности нет!

Она вернулась с магнитофоном, взятым из машины, и включила его.

— Прошу вас, нет! — умоляла Ноэми, стараясь успокоить дочь.

Но все было напрасно, девушка продолжала метаться по постели. Пораженный увиденным, Мишель оттеснил Ноэми, а Мюрьель включила магнитофон и села у кровати.

— Тома! Я Мюрьель. Ты со мной уже разговаривал!

Вероника начала улыбаться как безумная.

— Тома, — вновь заговорила Мюрьель, — послушай меня. Ты нам нужен!

Теперь девушка смеялась. Содрогавшаяся от рыданий Ноэми оказалась в объятиях Мишеля.

— Тома, помоги нам! — настаивала Мюрьель. — Говори! Мы здесь, чтобы ты обрел покой!

При этих словах Вероника перестала смеяться, и судороги стали не такими сильными.

— Шарль… — прозвучал загробный голос. — Шарль… Только не мост… Нет!

Потом голос стал более приятным:

— Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь.

Ты ждешь, я знаю, ждешь меня!

Пойду через леса, поникшие в печали…

Вдруг Вероника пронзительно закричала, а потом продолжила мужским голосом:

— Шарль… Я — Шарль…

— Кто этот Шарль?

Девушка застыла. Обливаясь потом, она, казалось, погрузилась в сон. Ноэми подошла поцеловать ее.

— Бедняжка моя.

Мишель подал знак Мюрьель, что пора уходить.

— Мы уходим, — сказал он.

Ноэми подняла голову и посмотрела на них ненавидящим взглядом:

— Чтобы вы больше никогда не переступали порог этого дома!

Мишель и Мюрьель вышли и направились к машине. Глубоко потрясенные, они не промолвили ни слова до выезда из тупика.

— Куда теперь? — спросила Мюрьель.