Жак Мазо - Орлиный мост

Они прервали разговор. Пока Мюрьель в очередной раз готовила на кухне кофе, Мишель подошел к широко распахнутой балконной двери и с жадностью вдохнул свежий воздух. Ему казалось, ночь впитала в себя особый запах травы, глициний и влажной земли.

Мысленно возвращаясь к делу, он подумал, что, несмотря на возможные неблагоприятные последствия, ему нравится вести это расследование.

В общем, он был счастлив даже в отпуске работать полицейским…

Вернулась Мюрьель и налила ему кофе.

— Если твои гипотезы подтвердятся, — начала она, — это означает, что истинными виновными являются Элен, Пьер и даже Матильда. Но в таком случае какова роль Полена, Антонена и Эмиля?

— У нас пока нет всех необходимых сведений, но я думаю, что недалек от правды, утверждая, будто Полен покрыл убийство Тома, а может, и Бернара.

— Что заставляет тебя так думать?

— Видишь ли, он приехал на Орлиный мост, чтобы дать показания относительно смерти Тома, и мог оказать давление на судебно-медицинского эксперта. Когда умер Бернар, Полен тотчас приехал к Дювалям и подписал разрешение на погребение. Кроме того, во время допроса я заметил, что он отвечал на мои вопросы слишком быстро, как будто заранее готовился к ним. И потом Полен настойчиво защищал Элен, словно хотел убедить меня в ее невиновности…

— Но какой у него интерес?

— Думаю, ты сама мне об этом скажешь.

— Я?

— Да, когда я изложу собственные умозаключения. И хотя я не всегда согласен с твоим сюрреалистическим толкованием событий, у тебя хорошая интуиция…

— Погоди, расскажи мне сначала об Антонене и Эмиле.

— Полагаю, Антонен являлся лишь косвенным свидетелем, но он определенно кому-то мешал, иначе его не заставили бы замолчать. Он знал Тома, причем лучше, чем хотел это показать. Антонен регулярно видел парня в своем кафе в компании Ноэми. Вероятно, он располагал какой-то информацией об этой паре, о семье Дюваль и о других людях. К тому же он был знаком с Эмилем и скорее всего подозревал, что у того есть сын. И если бы Антонен заговорил, это могло вызвать осложнения…

— Тогда почему его тоже не убили?

— Думаю, это планировалось.

— Иными словами, ему просто повезло?

— Да.

— А Эмиль?

— С ним все обстояло по-другому. Он являлся не только свидетелем, но и действующим лицом. В каком состоянии духа, ты думаешь, он находился, когда я встретил его сразу после несчастного случая с Антоненом? Старик уверял, будто знает истинные причины этого происшествия, и в то же время был напуган. Это не случайно. Эмиль понимал, что, беседуя со мной, навлекает на себя большую опасность. Я помню, как он произнес: «Я не должен говорить…» Несмотря на риск, он все же решился на это, но о многом умалчивал, предпочитая обходиться намеками. Скажем, вспоминая о тайном обществе, старик углубился в подробности, которыми я мог воспользоваться впоследствии. Так, он сообщил о группе протестантов, что отсылает нас к семье Дюваль. Он также признался, что имеет представление о колдовстве, к которому его приобщил отец. Выходит, такие знания передаются от отца к сыну. Потом Эмиль сообщил мне, что в восьмидесятых годах тайное общество вновь заявило о себе, то есть я должен был заинтересоваться этим периодом. И наконец, старик дал мне понять, что болезнь Антонена — результат действий этого общества, как если бы он хотел ориентировать меня в поисках. Но поскольку Эмиль был порядочным человеком, он продолжал защищать сына, утверждая, что всегда жил один…

Некоторое время Мишель пребывал в раздумье, потом продолжил:

— Я сожалею, что не придал должного значения его словам. Это могло ускорить ход расследования.

— Так всегда говорят, когда событие уже свершилось. Тебе не в чем себя упрекать. В тот момент, когда Эмиль рассказывал все это, ты не мог догадаться о тайном смысле его слов.

— Вероятно, ты права. Но как бы там ни было, вопреки словам Эмиля, которые я услышал в тот вечер, у него был сын Шарль, которого он приобщил к колдовству. И если довериться мнению Мюзелье, то ученик далеко превзошел своего учителя и вскоре начал заниматься колдовством во благо секты и в преступных целях. Узнав об этом, Эмиль стал противодействовать сыну, используя собственные колдовские познания, ведь старик был честным человеком. Например, пригрозил, что выдаст Шарля. Это и привело Эмиля к смерти при известных нам обстоятельствах.

— Так ты думаешь, что Шарль убил своего отца?

— Скажем, это вполне возможно…

— Допустим. Но как объяснить то, что этого человека видели только на похоронах? И почему рассказать о нем смог только Мюзелье?

Мишель неопределенно пожал плечами.

— Об этом, старушка, мы узнаем, когда поймаем его. А пока скажи, что ты думаешь об этом типе.

— Во-первых, — возразила Мюрьель, — я тебе не старушка, тем более что я чувствительна к такого рода шуткам. Во-вторых, помимо свидетельства Мюзелье, у меня нет других сведений, чтобы составить мнение об этом человеке. В настоящий момент я ограничиваюсь поиском общей теории, касающейся сверхъестественных явлений, жертвами которых мы стали.

— Ты имеешь в виду то, что произошло с тобой у Эмиля? Понимаю…

— Но что больше всего меня поражает с самого начала этого дела, так это постоянство и сила необъяснимых происшествий и то, что на нас все время оказывали давление. Значит, мы постоянно находились под контролем. Как Ноэми… Каждый раз, когда я встречалась с ней, одна или с тобой, я удивлялась, насколько она была напряжена.

— Как это?

— Она все время оглядывалась по сторонам, как загнанный зверь, или смотрела на эту злосчастную мандалу, которая и меня заставила пережить несколько неприятных минут…

— Вероятно, это самовнушение?

— Самовнушение или нет, — ответила Мюрьель довольно резко, — но мандала все же исчезла из дома Ноэми, значит, можно предположить, что она играла более важную роль, чем простое украшение.

— Наверное…

— Я могу утверждать, что мы имеем дело с уникальным духовным началом, организованным и способным оказывать паранормальное воздействие на людей.

— Вероятно, к этому причастен Шарль Массар. Его характеристика полностью подходит, не так ли?

— Я говорила не об отдельном человеке, а о духовном начале. В свете данных, которыми мы располагаем, таких людей может быть несколько. В действительности довольно трудно представить себе, чтобы кто-то один обладал даром передачи мысли и способностью контролировать сознание трех или четырех человек, находящихся в разных местах. Кстати, в большинстве случаев, даже если мы ничего не заметили, кто-то всегда находился поблизости, чтобы расположить предметы или знаки, позволяющие осуществить заклинание. Я думаю, в частности, о пентаграмме, нарисованной на двери, и так далее. Тем не менее правдой остается и то, что существует человек, и даже не один, который может контролировать ауру нескольких субъектов и тем самым оказывать на них давление. Это, вероятно, происходило и с Ноэми, причем уже давно, и — в меньшей степени — с Жеромом, тобой и мной в кризисные моменты. Кроме того, я могу констатировать, что все действующие лица, кроме Ноэми, Вероники и Тома, имеют отношение к сатанинской символике. Имения Элен и Полена находятся на лужайках в форме круга или пентаграммы. Пьер и Матильда коллекционируют предметы сатанинского культа, не продавая их. Эмиль сам был колдуном и располагал целым арсеналом талисманов и предметов, защищающих от колдовства. И наконец, нам не раз приходилось сталкиваться с культом сатаны во время расследования. Наша машина оказалась заблокированной в магическом круге, близком сатанистам, дверь этого дома была исписана аналогичными знаками. Пентаграммы, шарики, изготовленные из моих волос… не говоря уж о. моих мучениях в доме Эмиля! Вот почему, повторяю, я думаю, речь идет о нескольких лицах, объединенных в секту или в какую-либо другую подобную организацию.