Эрик Ластбадер - Кайсё

— Вы хотите сказать, что убили Джонни Леонфорте по приказу моего отца?

Оками сделал последний глоток кофе и отложил чашку.

— Здесь есть нечто, чего ты не читал в биографии. Последним приказом Альфонсе Леонфорте, прежде чем он ушел на покой, был приказ убить Джеймса Хоффу. А ты знаешь, почему не нашли его труп? Я расскажу тебе. В то время у Леонфорте был хороший друг — высокопоставленный сенатор из Нью-Йорка. Забыл его имя, но это не важно. Если хочешь, можешь найти его имя в биографии. У этого сенатора был дом, летний дом, если мне не изменяет память, на Шелтер-Айленд. Ты знаешь это место, Линнер-сан?

— Очень хорошо знаю, — ответил Николас, испытывая чувство, будто что-то оседает у него в животе.

Оками кивнул.

— Мне не доводилось там бывать, но хотелось бы выбраться туда в один прекрасный денек. Должно быть, очень красивое, очень уединенное место.

— Все так, и даже больше.

Оками вновь наклонил голову.

— Как я уже сказал, у сенатора был дом, куда он приезжал отдохнуть и расслабиться. Леонфорте любил это место, но в дневные часы появляться там ему было запрещено. Видимо, слишком опасно для сенатора. На территории росли два японских клена — изумительные экземпляры, даже в то время. Леонфорте безумно нравились эти деревья, особенно осенью, когда листья становились алыми.

Так вот, возможно, сенатор несколько запустил деревья, и Леонфорте решил, что они нуждаются в несколько необычном компосте; возможно, он своеобразно подшутил над своим другом. Кто знает? Столько лет прошло. Но именно туда направил Леонфорте своих громил, чтобы они закопали Хоффу под корнями кленов сенатора. Мне говорили, что деревья до сих пор там и еще великолепнее, чем прежде.

Николас потер лоб и спросил:

— И это тот парень, младшего брата которого вы убили?

— Не убил, — поправил Оками. — Не совсем так. Мы вступили в единоборство, он и я. Меня можно обвинить только в том, что я спровоцировал этот поединок, да. Помнится, он был крутым и сильным и, несомненно, имел инстинкт к выживанию. Но я в те годы прекрасно владел боевыми искусствами, а ведь все эти виды борьбы... — он пожал плечами. — Трудно держать такие удары. Впрочем, не тебе объяснять.

Николас взглянул на свои собственные руки, прекрасно понимая, что имеет в виду Оками. На моих ведь тоже, подумал Николас, не одна смерть. Он перевел взгляд на Оками. Он хотел спросить старика, приказывал ли отец ему убить Джонни Леонфорте, однако посчитал, что тот все равно откровенно не ответит. На секунду задумавшись, он задал другой вопрос:

— После смерти капитана Леонарда что-нибудь изменилось? Перестал действовать черный рынок? Прекратилась контрабанда?

Оками медлил с ответом.

— На некоторое время, — наконец произнес он, и Нику показалось, что после этого признания он с удовольствием поставил бы точку. — Но затем, к удивлению твоего отца, все началось сначала. И на этот раз ни он, ни я не смогли выйти на источник.

— Вы тоже были этому удивлены? — зашевелился на своей подушке Николас.

По губам Оками скользнула улыбка, свойственная профессорам в те моменты, когда студенты-отличники задают им подковыристые вопросы.

— Хочешь верь, а хочешь не верь, я знаю об американской мафии больше, чем когда-либо знал твой отец. Я изучал этот вопрос, даже совершил поездку на Сицилию, — он махнул рукой, — впрочем, это уже другая история. Определенно известно те, что там, где замешан один Леонфорте, замешаны и остальные члены этого семейства.

— Вы имеете в виду Альфонсе?

Оками покачал головой.

— Их было четыре брата. Один погиб в катастрофе — утонул, перевернувшись в лодке, еще будучи студентом колледжа. Хотя... слова «катастрофа», «инцидент» вряд ли употребляются в прямом значении среди этих людей, в особенности если это относится к человеку, чье место должен был унаследовать Альфонсе. В любом случае Пол Леонфорте умер молодым, и осталась темная лошадка Фрэнсис. Он переехал в Сан-Франциско и там остался — несмотря на энергичные возражения Альфонсе. Но Фрэнк всегда был себе на уме. Он прекрасно представлял, что, сколько бы личной власти у него ни было, ему все равно придется исполнять чьи-то приказы столь долго, сколько он будет оставаться на Восточном побережье. Он не желал иметь дело со старшим братом, поэтому все его возражения пропустил мимо ушей. На Западном побережье он решил создать собственную империю, и это ему блестяще удалось. У него было трое детей: дочь и два сына. Один из сыновей, Майкл, заслуженный и увенчанный наградами ветеран войны во Вьетнаме, умер. Другой, Чезаре, благодаря отцу, сейчас является доном западной части Соединенных Штатов. Он основной соперник дона Восточного побережья Доминика Гольдони.

Оками что-то промычал и усмехнулся.

— Чезаре называют Дрянным Моллюском. Тебе кажется, что это шутка, но это не так. Знаешь, как он начал завоевывать авторитет и добиваться положения в организации? Его послали убить соперника своего отца. Этот парень сидел в местном ресторанчике и уплетал спагетти с сырыми съедобными моллюсками — венерками. Рассказывают, что, после того как Чезаре выстрелом из пистолета разнес ему череп, забрызгав мозгами весь костюм-тройку, он наклонился над ним с еще дымящимся револьвером и пошутил: «Посмотри, что сделали с тобой эти дрянные моллюски».

Оками издал лающий смешок, но тут же оборвал себя.

— Но я отклонился от темы. Рассуждая логически, мы тогда с твоим отцом думали, что Франк являлся основным поставщиком Джона, но, для того чтобы подтвердить эту теорию, либо твоему отцу, либо мне нужно было отправиться в Сан-Франциско, где в то время у нас не было никаких связей. Кроме того, как раз в тот период в Токио начались инспирированные коммунистами забастовки докеров, и эти события отвлекли наше внимание.

Николас налил себе еще бренди, затем подошел к Оками и сел рядом с ним. Они смотрели на темные воды Гранд-канала с отраженными в них видами окружающих площадей.

— Значит, тайна так и не была раскрыта, — наконец произнес Николас.

— Нет. Но сейчас я чувствую, что значительно приблизился к ее разгадке, — задумчиво сказал Оками.

— Что вы имеете в виду?

Оками повернул голову и внимательно посмотрел на Николаса.

— Вот что. В то время как я пытался легализовать якудза, кто-то, кого я не знаю, налаживал связи с мафией, и сейчас я подозреваю, взаимопонимание было достигнуто, и сделано все это было в тот период, когда в Японии служил Джонни Леонфорте.

Глаза Оками блеснули, поймав отражение воды в канале.

— Линнер-сан, я убежден, что этот «кто-то» — явно блестящий ум — стоит за недавней перестройкой мафии. Все старые доны с их понятиями чести, семьи оказались не у дел, им на смену пришли продажные шакалы, хлыщеватые выскочки, единственно что умеющие делать, так это считать деньги, готовые продать душу за лишний миллион дохода — и выходит так, что продали они душу этому самому типу, который каким-то дьявольским образом сколотил международный конгломерат.