Эрик Ластбадер - Шань

— Нам пришлось закрыть двери “Южноазиатской”, — угрюмо заметил он. — У нас нет возможностей удержать ее на плаву, удовлетворив все требования о возвращении средств. Как только слухи о краже в “Южноазиатской” просочились наружу, корпорация была обречена. — Он с размаху ударил кулаком по заваленному бумагами столу.

— Черт побери, я даже представить себе не могу, как об этом стало известно! Мы вели себя так осторожно!

Цунь сплюнул себе под ноги.

— У меня есть свои люди в “Тун Пин Ань”, точно так же, как и во многих других компаниях и торговых домах. С чего ты решил, что и в наших корпорациях нет шпионов? Взятки всегда творили настоящие чудеса в Гонконге. Слишком велик соблазн заработать легкие деньги в обмен на нужную информацию. Для многих это становится средством существования.

— Только не в моей компании! — запальчиво возразил Сойер.

— Значит, она являет собой удивительное исключение.

— Я найду этого мерзавца.

— Гораздо лучше сосредоточиться целиком на решении проблемы, возникшей у нас по его вине. Сойер взглянул на собеседника.

— Да? Тогда в следующий раз мы снова попадем в ту же ловушку.

Цунь Три Клятвы промолчал в ответ.

— Где же он? — Сойер нетерпеливо взглянул на часы.

— Ему следовало бы появиться час назад.

— Ты беспокоишься, что он не придет? Напрасно. Он явится сюда, как только представится возможность. Вовсе ни к чему сейчас возбуждать подозрения в “Туи Пин Ань”, не так ли? Кривого Носа не следует торопить, Он хороший человек и честный шпион, — при этих словах Цуня рассмеялся. — Если, конечно, одно совместимо с другим.

— Не думаю, — кисло промолвил Сойер.

— Кривой Нос — мой зять, — возразил Цунь. — В его верности сомневаться не приходится. — Он снова засмеялся. — Кроме того, я регулярно выплачиваю ему достаточно крупную сумму.

В огромном зале биржи, хорошо обозреваемом из окна кабинета, царила пугающая тишина, удивительно контрастирующая с неумолкаемым гомоном, неизменно сопровождающим торги. И в этой необычной тишине оба компаньона ясно услыхали звук приближающихся шагов.

— Он здесь, — сказал Сойер.

На пороге кабинета возник человек лет сорока — сорока пяти. Единственной примечательной чертой на его некрасивом и незапоминающемся лице был перебитый нос.

— Какие новости? — встретил его вопросом Сойер. Цунь Три Клятвы налил своему зятю чаю, уже порядком остывшего, но тем не менее вновь прибывший с благодарностью ее принял. Опорожнив чашку, Кривой Нос приступил к делу.

— Я раздобыл информацию. Однако для этого пришлось немало повозиться, так что она попала ко мне буквально только что. Весь офис был завален бумагами от сделок по покупкам акций “Общеазиатской”.

— Ты установил, для кого “Тун Пин Ань” приобрела их? — осведомился Цунь.

— Да. Для сэра Джона Блустоуна, — ответил Кривой Нос.

— Блустоуна?! — воскликнул пораженный Сойер.

— Этого не может быть, — заявил Цунь. — Тут, наверное, какая-то ошибка. Девять месяцев назад, соблазнив его возможностью приобретения Пак Ханмина, мы истощили запасы краткосрочных средств “Тихоокеанского союза пяти звезд”. В и этом состоял план Ши Чжилиня, направленный против его врагов в Пекине, скупавших акции “Тихоокеанского союза”. — Он покачал головой. — Нет, нет. У сэра Джона слишком много долгов, чтобы затевать подобную операцию.

— И тем не менее это он и никто другой, — твердо возразил Кривой Нос. Вытащив из портфеля ксерокопии каких-то документов, он бросил их на стол. — Взгляните сами.

Два тай-пэня молча стали изучать бумаги, подтверждавшие слова Кривого Носа.

— Откуда он взял деньги, чтобы вкладывать такие капиталы в “Общеазиатскую”? — удрученно спросил Сойер.

— Я сам не мог взять в толк, — отозвался Кривой Нос.

— Поэтому я позвонил своему другу, работающему в “Пибоди, Смитерс”. Оказалось, что был создан консорциум. Тогда я проверил свои недавние записи и убедился, что “Тун Пин Ань” занималась крупномасштабной продажей собственности, вкладов и тому подобного определенных людей. Вот список имен.

Цунь Три Клятвы просмотрел его и передал Сойеру.

— Мы знаем их всех, — сказал он. — Это приятели Блустоуна. Его деловые партнеры и те, кто чем-либо обязан ему. Он собрал всех, кого мог.

— Средства, вырученные от заключения сделок, использовались для скупки акций “Общеазиатской”, — вставил Кривой Нос.

— Джейк и Ши Чжилинь не могли предугадать подобный поворот событий, — заметил Цунь Три Клятвы, все еще не в состоянии оправиться от изумления.

Сойер скомкал бумажный лист.

— Это уже слишком, — в его голосе звучало отчаяние.

— Блустоун намеревается прибрать к рукам “Общеазиатскую”, а мы связаны по рукам и ногам действиями Джейка и Ши Чжилиня и не можем предпринять ровным счетом ничего, чтобы отстоять ее. — Он грохнул кулаком о полированную крышку стола. — Господи, вырви глаза у этого негодяя!

Блисс решила показать опал Человеку-Обезьяне. Вообще-то его звали Чань, Блисс сомневалась, что кто-либо вообще знает его подлинное имя. Все называли его Человек-Обезьяна. Он держал магазин на Йат Фу Лэйн в Кеннеди-таун. То была ветхая, пыльная лавка, в которой продавалось буквально все, что только можно было представить. По одну сторону от нее находилась традиционная аптека, где торговали корнем мандрагоры, женьшенем и истолченным тигровым зубом. По другую — большая фабрика по выделке ковров.

Чаня называли Человеком-Обезьяной по одной простой причине: его лицо весьма смахивало на физиономию орангутанга. Голова его выглядела непропорционально большой для тщедушного туловища, а благодаря сутулым плечам и спине руки казались длиннее, чем были на самом деле.

Однако даже в детстве, в отличие от многих своих сверстников, Блисс не обращала внимания на необычную внешность Человека-Обезьяны. С тех пор прошло немало лет, и Чань, постарев, стал пользоваться всеобщим уважением и почтением даже в большей мере, чем обычно пользуются в Китае пожилые люди.

Разумеется, он с восторгом встретил появление Блисс. Его удивительное лицо расплылось в широкой улыбке, отчего сеточки морщин вокруг глаз стали еще гуще. По старой привычке он назвал Блисс тинь гай чжай, маленькой лягушкой. Это прозвище он дал ей еще в те времена, когда водил ее, совсем маленькую, летом на пруд слушать пение древесных лягушек.

Спровадив последнего покупателя, он запер дверь лавки и провел Блисс в заднее помещение, где он жил. Идеальный порядок и чистота, царившие там, удивительно контрастировали с захламленной обстановкой в самой лавке.

Он тут же принялся хлопотать, заваривая чай и доставая откуда-то сладкие пирожки. Блисс даже не пыталась остановить его, зная, какое удовольствие доставляет старику любая возможность поухаживать за ней.