Эрик Ластбадер - Сирены

— Нет... спасибо, — протянул Фолтон. Его лицо медленно покрылось краской.

Рубенс протянул руку и вновь щелкнул пальцами. Фолтон залез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда тонкую, элегантную золотую ручку. Рубенс взял ее обвел кружочками два абзаца на той странице, которую он читал. Только теперь он поднял голову.

— Что это такое, черт возьми? — он швырнул кипу листов Фолтону и тот неуклюже поймал ее на лету.

Он взглянул на отмеченные места, но лишь мельком, поскольку прекрасно знал, о чем идет речь.

— Это текст, который я получил от правления компании в Нью-Йорке.

— Правления? Ты хочешь сказать от Эшли, составившего контракт таким образом? Я ясно дал ему понять, что не соглашусь на меньшее, чем пятилетний договор со скользящей шкалой и двумя опционами в год.

— Я... уф... я беседовал с ним сегодня днем. Он говорит, что они боятся завязнуть в этом. Ликвидность...

— К черту ликвидность! В наших интересах оказаться в связке с «Коломбайн». Мне что, необходимо отдавать все распоряжения этим кретинам в письменной форме?

— Эшли сказал...

— Мне плевать, что сказал Эшли! — Рубенс взорвался. — На кого ты работаешь, Шуйлер?

Фолтон молчал, изучая носки собственных ботинок.

— Тебе очень повезло, что мы живем в двадцатом веке. Что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести... Отрубали головы, кажется.

Фолтон прочистил горло и поднял глаза.

— По-моему, отрезали языки.

— Тоже неплохо. — Рубенс подошел к журнальному столику и нажал спрятанную кнопку, отчего крышка одного из ящиков бесшумно скользнула вниз. Внутри ящика стоял белый телефонный аппарат. Рубенс вставил в прорезь тонкую пластиковую карточку и стал ждать, пока номер автоматически наберется.

— Ты приехал один? — поинтересовался он между тем, обращаясь к Фолтону.

— Я, уф...

— Билл привез тебя.

— Я думаю, что это не...

— Да брось ты, Шуйлер. Дайна не имеет ничего против. Почему ты не привел его с собой. Ты ведь знаешь, как я рад его видеть, да к тому же он может соскучиться, сидя в одиночестве. — Вдруг он отвернулся и стал говорить в трубку уже совершенно иным голосом, мягким и приветливым. — Привет, Мардж. Да. Как ты? А дети? Отлично. Извини, что пришлось разбудить тебя. Да, я знаю. Просто пихни его в бок. — Он повернулся и посмотрел на Фолтона так, как должно быть мангуста смотрит на кобру. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки. — Эшли, ублюдок, ты соображаешь, что ты делаешь? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Шуйлер только что вручил мне контракт с «Коломбайн». Ты знаешь, для чего он годится? Вытереть задницу. — На секунду он замолчал, слушая собеседника, затем продолжал низким угрожающим тоном. — Слушай ты, недоумок. Если ты испортишь эту сделку, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты знаешь, что означают пункты семнадцатый и девятнадцатый? Нет? Что «Коломбайн» имеет возможность выйти из договора через три года, и если это произойдет, мы окажемся в дерьме, разумеется, ты не подумал. Чем ты в последнее время думаешь? Только не начинай этого. Я знаю, каковы обязанности Морин при тебе с тех самых пор, как ты ее нанял. Как? Кто, по-твоему, руководит компанией? Да. Так вот не забывай об этом там, за три тысячи миль отсюда, — Рубенс сделал паузу. — Эшли, лучше закончи эту сделку до четверга, когда я и Шуйлер прилетим в Нью-Йорк с новыми контрактами. Правильно. Да, Эшли, с этого момента я буду лично контролировать все, связанное с «Коломбайн». Да. — Рубенс швырнул трубку. — Тупица.

Он посмотрел на Фолтона.

— Вот так. Ты слышал? Чтобы завтра к десяти утра все было в порядке. — Он улыбнулся. — Ты еще не ходил за Биллом? — Он махнул рукой. — Дайна, ты не пригласишь друга Шуйлера зайти к нам пропустить стаканчик на ночь?

— Нет, — сказал Фолтон, прежде чем она успела пошевельнуться. Он повернулся к ней. — Я думаю, он просто шутит.

— Да что ты, дружище, конечно же, нет! — Однако то, что дружелюбие — насквозь фальшивое, было настолько очевидно, что Дайна уже сама почувствовала скрывающуюся за ним ярость. Лишь тонкий поверхностный слой цивилизованности не позволял ей выплеснуться наружу. «Но что же его так взбесило?» — спрашивала себя Дайна.

— Ты должен преодолеть в себе этот комплекс, Шуйлер. Дайне все равно, что ты голубой. Ей приходилось работать с ними постоянно, верно?

Она промолчала, не желая принимать участия в жестокой игре, затеянной Рубенсом.

— Дело в другом, — ответил Фолтон. — Ты знаешь.

— А, так стало быть вся загвоздка в Билле. Но черт возьми, Шуйлер, Дайна ведь не знает Билла, — он взглянул на Дайну. — Ты знакома с Биллом Денкли, дерматологом? Биллом с Беверли Хиллз? Шуйлер живет с ним, и в настоящий момент Билл сидит снаружи дома в машине, дожидаясь его. — Рубенс усмехнулся, оскалив зубы. — Послушай-ка, у меня есть отличная идея. Почему бы тебе не раздеться здесь и не показать Дайне черно-синие отметины, которые Билл...

— Рубенс, пожалуйста, не надо. — Шуйлер вновь переложил дипломат из одной руки в другую и вытер вспотевшую ладонь о брюки.

— Старик, тебе нечего стесняться. Представь, что Дайна — один из парней и все, а? Это должно зажечь в тебе искру...

— Довольно, Рубенс! — резко перебила его Дайна. — Прекрати.

Он собрался сказать что-то еще, но, взглянув на ее лицо, счел за благо промолчать и вместо этого встряхнулся, точно избавляясь от избытка эмоций. В который раз на протяжении менее чем четверти часа изменив тон, он поинтересовался:

— Как продвигаются съемки «Над радугой»? Шуйлер откашлялся и кинул на Дайну взгляд полной благодарности, прежде чем ответить.

— Я только что закончил расчеты по третьему месяцу и полагаю, что нам следует более подробно и внимательно контролировать расходы.

— Насколько эти негодяи превысили бюджет?

— На три миллиона... пока.

— А сколько уже затрачено всего?

— Около шести миллионов.

— Они тоже отстают по времени.

— Это все чокнутый художник по декорациям Роланд Хилл. Он никак не может уняться, делая их все больше и ярче. Сейчас они ждут неоновую иллюминацию, которая будет изображать огни Нью-Йорка. Она обойдется нам в четверть миллиона, потому что Хилл отказывается изображать что-либо в миниатюре. Рубенс повернулся к Дайне.

— Стоит этим мерзавцам поиметь за душой один-единственный успех, как они тут же начинают увлекаться и требовать все больше денег. — Он поставил стакан на столик. — Назначит встречу, Шуйлер. Когда-нибудь на следующей неделе.

— В офисе?

— Нет, здесь. Я хочу, чтобы эти маньяки расслабились, когда войдут сюда. Прочем, выйдут они совсем в ином настроении. Теперь, что касается «Коломбайн»...

— Ты получишь контракты к десяти. Я пришлю их с посыльным.

— Не беспокойся. Я сам приеду в офис. Фолтон кивнул.