Эрик Ластбадер - Возвращение в темноте

Вместо ответа на свой вопрос он услышал:

— Как жаль, что мы с ней так ни разу и не поговорили обстоятельно...

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Гидеон?

Она обернулась:

— Наверное, кто-то из ее друзей. Я знаю, что она какое-то время встречалась с неким Гидеоном, но никогда не приводила его в дом и ничего о нем не рассказывала.

— И ты позволяла им встречаться, ничего не зная об этом парне?

— Лью, в свои пятнадцать лет Рейчи вполне могла бы сойти за двадцатилетнюю. Она уже взрослая.

Заметив оторопь на лице брата, она воскликнула:

— А что, по-твоему, я должна была делать? Надеть на нее ошейник с поводком? Не могу же я стеречь ее каждый вечер, как цепная собака, она и так не испытывает ко мне большой любви. Несколько дней назад она даже заявила, что ненавидит меня...

— А отца она тоже ненавидит?

Мэтти вздохнула:

— Для меня ее отношение к отцу — самая большая загадка. Сам Дональд никогда не проявлял особой заботы о своей дочери, а после развода и вовсе забыл о ней. Однако Рейчел, похоже, ничуть не была расстроена этим. Когда в доме звонил телефон, она первой бежала снять трубку, надеясь услышать его голос. И хотя он упорно отказывался поддерживать какие бы то ни было отношения со своей прежней семьей, она не теряла надежды. Меня это просто бесило!

В ее голосе вдруг прозвучали какие-то странные нотки, и Кроукер, настроившийся на душевное состояние сестры, не мог не заметить диссонанса.

— Мэтти, что ты хотела еще сказать?

— Ничего.

— Ну же, чего ты боишься, — мягко произнес Кроукер. — Нужно спасать Рейчи...

Она замотала головой.

— Не думай, что умеешь читать чужие мысли. Просто я... — Она глубоко вздохнула. — Ну, понимаешь, мне иногда казалось, что между Рейчел и Дональдом идет какая-то странная игра. — Она засмеялась, пытаясь скрыть смущение. — Вот дура-то!

— Вовсе не дура, — спокойно сказал Кроукер. — Объясни, что ты имеешь в виду под словом «игра».

Мэтти мыла посуду со свойственной ей педантичностью, проявлявшейся во всем, что она делала. Неудивительно, что все эти бесчисленные уроки, которые она брала по настоянию Дональда, принесли ей громадную пользу и сильно изменили ее к лучшему. Еще в школе, а потом в рекламном агентстве она проявляла недюжинные способности.

— Понимаешь, пока Рейчел росла, между ней и Дональдом никогда не было близких, теплых отношений.

— Ты имеешь в виду совместную жизнь с Дональдом еще до развода?

— Ну да, — кивнула Мэтти. — Казалось, между ними всегда стояла какая-то невидимая преграда, причем они словно играли друг с другом. Когда Рейчел пыталась сблизиться с отцом, он тут же отдалялся от нее, и наоборот. Так они доводили друг друга чуть ли не до белого каления.

— А потом? Что было потом?

— Не знаю. — Глаза Мэтти затуманились печальными воспоминаниями. — Все вдруг лопнуло как мыльный пузырь... Дональд ушел от нас.

— Они виделись после развода?

— Не знаю, по крайней мере ни он, ни она никогда не говорили мне об этом, — озадаченно проговорила Мэтти.

— Мэтти, — как можно мягче произнес Кроукер. — Я вынужден задать тебе еще один вопрос. Дональд был жесток с Рейчел?

— Нет, совсем нет, — без тени сомнения ответила Мэтти. — Ты же знаешь меня, Лью. Я бы никогда не допустила этого. Но такая проблема никогда не возникала. Дональд не из тех, кто применяет физическую силу, чтобы добиться желаемого. У него было множество иных, порой весьма изощренных способов повлиять на человека.

Какое-то время она молчала, погруженная в свои воспоминания. Закончив мыть посуду, она стянула с рук резиновые перчатки и мягким жестом положила руку на плечо брата. В ее глазах заблестели слезы.

— Иди посмотри на ее комнату, прибежище греха...

Кроукер нашел комнату Рейчел в самом конце коридора, устланного толстым ковром. Это оказалась обычная спальня подростка. Стены, выкрашенные в белый цвет. Темная, почти траурная полоска бордюра. На стенах — постеры: Курт Кобейн, покойный лидер «Нирваны», еще какие-то группы.

Кровать была застелена черно-белым клетчатым пледом в стиле пятидесятых годов. Присев на краешек кровати, Кроукер огляделся. Он хотел увидеть эту комнату глазами Рейчел. Каждое утро, просыпаясь, она видела вокруг себя именно эту обстановку. По своему собственному опыту Кроукер знал, что людям нравится просыпаться в окружении любимых вещей. Он посмотрел на портрет Кобейна, потом посмотрел в окно, потом — на фотографию на комоде. Черно-белая фотография молодой женщины экстравагантной наружности. Она была одета в прозрачный виниловый дождевик и прижимала к груди белую пушистую кошку. Кроме дождевика, на женщине не было ничего, только широкий черный кожаный пояс с заклепками. Кроукер встал и подошел поближе. Это была не фотография, а просто вырезка из журнала. Молодая женщина была фотомоделью. Повернув рамочку тыльной стороной, Кроукер открыл замочки, удерживавшие багет. Но на обратной стороне вырезки он обнаружил только рекламу джинсов «Буффало», ни названия журнала, ни даты выпуска.

Отложив фотографию в сторону, он взял в руки другую, оказавшуюся спрятанной за первой, меньшего размера. Это была фотография Рейчел. На ней было атласное платье цвета морской волны с глубоким вырезом. Она была накрашена, а на шее красовалось жемчужное ожерелье, позаимствованное, очевидно, у Мэтти. На этой фотографии она выглядела красивой и совсем взрослой. Похожа на выпускницу школы, подумал Кроукер. Однако лицо ее не выражало счастья. Кроукер вынул из кармана снимок, который подарила ему Мэтти, и стал их сравнивать. На одной фотографии Рейчел была застигнута врасплох. На другой же она намеренно позировала фотографу и выглядела напряженной, почти угрюмой.

Кроукер положил было выпускную фотографию на место, но что-то привлекло его внимание. Оказалось, под ней еще что-то есть. К своему неописуемому удивлению, Кроукер обнаружил под верхней фотографией свою собственную. Он не сразу вспомнил, где и когда была сделана эта фотография, но потом сообразил, что это было в Форест-Хилл, на свадьбе его кузины. Но, насколько помнил Кроукер, он снялся тогда вместе с Мэтти. Поднеся фотографию к свету, он увидел, что левая сторона снимка аккуратно отрезана. Приглядевшись, Кроукер нашел-таки плечо и бедро сестры.

Поставив все фотографии на место, он начал методичный осмотр ее комода, выдвигая ящик за ящиком, проверяя их углы, роясь под стопками черных футболок и хлопчатобумажных блузок, лифчиков и трусиков. Он искал две вещи: наркотики и дневник. Он знал, что девочкам ее возраста свойственно вести дневники, записывать в них все свои тайны. А у его племянницы тайн было предостаточно. Например, кто такой этот Гидеон? Мэтти считала, что это один из ее друзей, а Кроукеру казалось, что он мог быть еще и поставщиком наркотиков. Однако ничего интересного он не нашел, если не считать саше с запахом сирени в нижнем ящике.