Эрик Ластбадер - Черное сердце

Почему? — спросил тогда Трейси. Джинсоку хитро улыбнулся — на лице его иногда появлялась такая улыбка, словно он один знает нечто, что не дано знать никому — и ответил: Ты пройдешь у меня полный курс, я научу тебя множеству способов, как убить или нейтрализовать противника, ты собьешься со счета, так их много. Я научу тебя, как можно с легкостью убить несколько в высшей степени подготовленных соперников. Но все эти знания годятся лишь для определенной ситуации. Это не значит, что ты сделаешься непобедимым, всякий раз ты должен будешь анализировать возникающую ситуацию, если, конечно, сумеешь развить в себе способность к такого рода анализу. То, чему я тебя научу, не поможет, если например, с пяти метров тебе будет угрожать крупнокалиберный пулемет. Или если у противника окажется подавляющий перевес.

Шестое чувство, вот что ты должен развивать в себе, оно и только оно должно вести и направлять тебя во всех ситуациях, и если ты доверишься ему, оно выведет тебя из любой, без единого удара и даже малейшего намека на то, что тебе понадобится его нанести.

Сейчас возникает именно такая ситуация, чувствовал Трейси: очень скоро она примет такую форму, когда все его искусство сделается бесполезным.

Он очень осторожно вылез из-под одеяла и опустил ноги на пол. Линолеум приятно холодил босые ступни. Тело его быстро приспосабливалось к изменившейся температуре, прохлада вызывала прилив сил. Он медленно встал — ноги слегка дрожали, и он оперся одной рукой о матрас. Слегка кружилась голова, но не настолько, чтобы придавать этому значение.

Шкафчик с одеждой находился в противоположном конце палаты. Всего-то в десяти футах, но они показались ему по меньшей мере тридцатью. Он пошарил в шкафчике и начал одеваться, понимая, что это надо делать очень быстро: он чувствовал, что события начинают развиваться стремительно, и потому время его весьма ограничено.

Если, как он считал, люди Мицо решили похитить его из больницы, им пришлось пойти на нарушение четко спланированного графика работы этого учреждения. Каким-то образом они удалили с этажа дежурную медсестру — это было единственным возможным объяснением того, почему она не сделала ему в восемь часов укол обезболивающего.

Он бросил взгляд на часы. 8.18. Чтобы выполнить задуманное, у них остается всего несколько минут, подумал Трейси. Мышеловка скоро захлопнется. Он почувствовал, что начинает суетиться, в кровь хлынул совсем сейчас ненужный адреналин, от которого боль в висках лишь усилилась. Медленно и спокойно, скомандовал себе Трейси.

Он осторожно подобрался к двери, пытаясь не обращать внимания на отчаянный вопль сознания: ради Бога, быстрее уноси отсюда ноги! Он сделал три глубоких вдоха. Прана. Успокойся.

Очень медленно, миллиметр за миллиметром, он приоткрыл дверь: взору его открылась часть коридора, в котором он уловил какое-то движение. Смазанная тень двигалась в его направлении. Слишком поздно!

Он отпустил ручку, и дверь сама плавно закрылась. Этот путь отступления надежно блокирован, для принятия решения у Трейси оставалось самое большее пятнадцать секунд.

Он подошел к окну и поглядел вниз: пятый или шестой этаж, под окном небольшая прямоугольная площадка. Бетон. Слишком высоко, чтобы прыгать, и столь же далеко до высоких деревьев в центре площадки. В любом случае, перелом шейных позвонков гарантирован.

За дверью послышался какой-то звук: похоже на шуршание халата о нейлоновые чулки. Медсестра? Может, он ошибся? Или состояние мозга повлияло на ход его мыслей?

Трейси бросился к постели и быстро забрался под одеяло, натянув его до подбородка, чтобы не было видно, что он лежит в одежде. Он прикрыл глаза, дверь распахнулась, и приглушенный желтоватый свет из коридора разлился по палате.

Сквозь полуприкрытые веки Трейси увидел, как на пороге возникла какая-то фигура. Женская, вне всякого сомнения. На голове знакомая белая шапочка. Значит, он все-таки ошибся? Наверное, она просто задержалась в другой палате у какого-то тяжелого больного. И все же...

Она вошла в палату и тихо прошептала:

— Мистер Ричтер? Вы спите?

Он подошла ближе, но он не ответил. В призрачном свете, который лился из коридора и смешивался с огнями города из окна, по палате двигались какие-то серые тени, и в какой-то момент Трейси уловил отблеск на поверхности небольшой металлической коробочки, которую она держала в руках. Она сняла крышку, в руке у нее оказался шприц. Из иглы брызнул тоненький фонтанчик.

— Пора сделать укол.

Она откинула одеяло, и Трейси напрягся. Где-то он уже видел такую женскую фигуру и ассоциировалась она у него с чем-то странным. С чем же именно?

Рука с иглой приближалась. Трейси смотрел на нее как завороженный: адреналин, с которым он безуспешно боролся перед тем как открылась дверь в палату, сейчас весь вспыхнул, смыв при этом излишек энергии, и Трейси чувствовал себя обессиленным. Все в порядке, подумал он, просто нервы расшалились.

Сестра склонилась над ним, нащупывая руку, и вдруг ее оказавшаяся неожиданно сильной рука вцепилась ему в горло. Пальцы ее легли на сонную артерию и начали сжиматься, перекрывая доступ крови в мозг.

— Это еще что такое? Вы одеты?

Трейси пытался сопротивляться, но она навалилась на него всем телом. Долго она так не выдержит, мелькнула мысль — в конце концов Трейси значительно сильнее и массивнее, еще немного, и она будет вынуждена ослабить захват. Но она рассчитывала покончить с ним, не дожидаясь этого момента. Для этого ей было достаточно сделать инъекцию. В шприце явно не болеутоляющее, которое прописал доктор — Трейси подумал, что у него еще сохранилось чувство юмора, правда, юмор этот попахивал кладбищем, — а сильный яд, обязанный довести до конца ту работу, с которой не справилось взрывное устройство.

Рост. Вот что не вписывалось в задуманный ими план. Он понял это слишком поздно, в тот момент, когда она наклонилась над постелью и схватила его за горло. Медсестра — настоящая медсестра — была не выше пяти футов и четырех дюймов. Все это время мозг Трейси пытался вычленить этот факт из массы поступавшей в него информации. Силуэт ее в дверном проеме был значительно выше, чем следовало бы. Рост этой женщины по меньшей мере шесть футов.

Он быстро терял запас воздуха в легких. Внутренняя боль наслаивалась на боль от давления ее пальцев на артерию. Надо было что-то предпринимать, и предпринимать очень быстро. Он попытался нанести резаный удар ребром ладони, но противница успела парировать его рукой, в которой был зажат шприц. Он терял свое преимущество в силе и уже почти не мог сопротивляться.

Мозг работал на пределе возможностей: боль ослепляла его, заставляла принимать неправильные решения, потому что информация была искажена болью. Лишенные кислорода мышцы ослабли, над головой вновь показалась смертоносная игла.