Эрик Ластбадер - Черное сердце

Он начал со старых воспоминаний: отец, мать, детство. Потом двинулся дальше: Фонд, Директор, Ким. Он вспомнил, как отправился в Гонконг, телефонный звонок, встречу, которая состоялась сегодня — нет! — поймал он себя — три дня назад с Мицо и Нефритовой Принцессой. Память работала отменно. Он облегченно вздохнул.

А теперь более сложное задание. Он купил для Лорин бриллиант-солитер и положил его в сейф отеля. Потом проверил, не пытался ли кто-нибудь открыть замок и не обнаружил на нем никаких следов.

А потом этот взрыв. Спасло его какое-то чудо, он это прекрасно понимал, и теперь надо было понять природу этого чуда. Взрыв — он не знал этого наверняка, но интуитивно чувствовал — был очень сильный. Как получилось, что он отделался легким сотрясением мозга и ушибом руки? Следовало припомнить подробности.

Он сидел на постели. Решил позвонить отцу и поднял трубку телефона. Что было потом? Взрыв, конечно.

Трейси сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Трудная задача, почти неразрешимая. Мозг его понимал, сколь близок он был к уничтожению и потому старался подавить все воспоминания о событии, едва не повлекшем за собой смерть. Мозг не хотел ничего об этом знать: в тот момент он просто выбрал единственный вариант, который и обеспечил ему жизнь.

Вес. Лишний вес, вот в чем дело. Он поднял трубку, и в мозг мгновенно поступил сигнал. На это потребовалась одна десятитысячная секунды. Трубка была тяжелее обычной, и, пока мозг переключался с той информации, которой он собирался поделиться с Луисом Ричтером, сработали нейроны прекрасно тренированного тела.

Трейси вспомнил свой отчаянный бросок через постель и мгновенный откат под нее, в то место, где можно было рассчитывать на относительную безопасность. Взрыв, конечно же, накрыл его чуть раньше. Но он уже находился в завершающей стадии броска, подставив на долю секунды левый бок взрывной волне, которая отшвырнула его дальше, а основной удар приняла на себя массивная стальная рама огромного двуспального ложа, достойного королевской опочивальни.

Повезло, радостно кричал ему мозг. Тебе повезло. Но Трейси знал, что это не так: организация — или, точнее, ее программа подготовки — еще раз спасла ему жизнь. Действительно, в который раз, но, пожалуй, впервые столь отчетливо он понял, что, не выбери он себе такую работу, ему не понадобилась бы никакая подготовка.

Отсюда он перекинул логический мостик к той информации, которую дала ему медсестра. Час назад приходила молодая леди. Китаянка. Чиу-чоу. Нефритовая Принцесса. Его прошиб пот. Вряд ли она станет способствовать его скорейшему выздоровлению. Он уже не сомневался, что взрыв организовал Мицо. Но зачем? Где в мой план вкралась ошибка?

Он еще полчаса перебирал все возможные проколы, но не обнаружил ни одного. О Боже, думал Трейси, когда все идет наперекосяк и ты знаешь это, — очень и очень плохо. Нынешняя ситуация — хуже не придумаешь. Колесо где-то проколото, и он понятия не имеет, где.

Он еще раз прокрутил в голове все нюансы операции и пришел к выводу, что действовал правильно. Он припомнил, как фиксировал реакцию Мицо в Жокей-клубе, выражение лица, его позы, движения тела. Все было подлинное, он это чувствовал. Он же заглотил наживку, черт возьми!

А это означало, что прокол возник после встречи с Мицо и Нефритовой Принцессой. Что-то вышло из-под его контроля, что-то, о чем он не знал. Это по-настоящему встревожило Трейси. Что бы это могло быть? Вероятно, что-то очень и очень важное, если Мицо решился на такой шаг. А что, если решения принимает не Мицо, а кто-то другой?

Трейси сразу же подумал об убийце Джона и Мойры. Но никто не мог знать, что Трейси его преследует. Никто. Даже Мицо и Нефритовая Принцесса, это абсолютно исключено. Кто же отдает Мицо приказы? Но этого недостаточно, главное найти ответ на вопрос: почему?

Трейси вздохнул и задумался. Он по-настоящему устал и инстинктивно чувствовал, что доктор прав: ему действительно нужен отдых.

Однажды в Майнзе он подцепил вирусный грипп, и врачи решили направить его на лечение к старому японцу, имени которого, кажется, никто не знал. Старик провел сеанс акупунктуры: во время процедуры Трейси почти ничего не чувствовал, но где-то через час с трудом заполз в постель, все тело его разрывалось от какой-то странной внутренней боли.

На следующее утро он был совершенно здоров — вирус, на тотальное уничтожение которого требовалось, как уверяли врачи, не менее шести-семи дней, исчез из организма. Было такое чувство, словно он проспал по меньшей мере неделю. Джинсоку объяснил его исцеление так: а твоем теле накопились яды, боль же возникает в том случае, когда эти яды приходят в движение и выводятся из организма.

Веки его сомкнулись, пульс замедлился, и вскоре Трейси погрузился в глубокий сон.

И проснулся уже вечером, — внезапно, словно сбрасывая наваждение, но что именно ему снилось, он не помнил. Во рту было сухо — он потянулся к графину, который стоял на столике в изголовье, и бросил взгляд на светящиеся цифры часов над дверью: 8.13.

Странно, подумал он, жадно глотая воду, но сознание его пока никак не отреагировало на эту странность.

Организм умолял, чтобы на него обратили внимание, и Трейси решил провести всесторонний анализ своего состояния. Он взял чашку с водой в левую руку и почувствовал легкую боль. Он слегка сжал пальцы, боль усиливалась, и Трейси перехватил чашку правой рукой.

Немного побаливала голова, может, оттого, что он слишком резко приподнялся, когда наливал воду. И еще легкое головокружение. Он поставил чашку на столик и снова посмотрел на часы. 8.15.

И тут он вспомнил, что сестра пригрозила ему уколом в восемь вечера. Она не приходила, или, может, увидела, что он спит и решила не будить. Что ж, надо бы известить ее о пробуждении. Он протянул руку к кнопке вызова, и когда его палец уже лег на пластмассовую пуговку, он вдруг замер, пораженный внезапным подозрением: в больнице — в любой больнице — существует правило, согласно которому больные получают свои лекарства, пищу и проходят процедуры строго в назначенное время. Сон пациента не может быть основанием для отмены укола.

Трейси медленно сел и замер: он анализировал информацию, которую ему посылали пять его органов чувств. Шесть, если быть совсем точным. Инстинкт выживания, учили его в Майнзе, сидит в каждом из нас, у кого-то он развит больше, у кого-то почти атрофирован или дремлет. Слои, которыми цивилизация покрыла первобытные инстинкты человека, в значительной степени заглушили и этот, один из самых важных, но когда человек ведет жизнь, свойственную животному, и когда в его подсознании вспыхивает красный сигнал тревоги, этот инстинкт вновь начинает действовать в полную силу. Считай это своим подлинным шестым чувством, говорил Джинсоку. Доверяй ему точно так же, как ты доверяешь программе подготовки своего тела. Настанет время, и этот инстинкт станет одним из самых важных источников твоей внутренней силы, твоим главным ресурсом, из которого ты будешь черпать свою силу.