Эрик Ластбадер - Черное сердце

Девчушка хихикнула, отвернулась от него и зарылась лицом в грудь деда.

Трейси протянул руку и тихонько пощекотал ей спину.

— Можно? — Он вопросительно поглядел на Пинг По.

Старик кивнул и передал ребенка Трейси. Все, кто был на джонке, мгновенно замолкли, с любопытством наблюдая за происходящим.

Почувствовав, что надежный дед куда-то уходит из под нее, Ли взвизгнула, но, очутившись в крепких руках Трейси, мгновенно замолчала. Сунув палец в рот, она удивленно смотрела на него.

— Никогда не видел такой красавицы, — шепотом признался ей Трейси и подошел к борту. Ли доверчиво прижалась к нему и, высвободив одну руку, показала маленьким пальчиком на фосфоресцирующий след за кормой их джонки.

Она рассказала ему, как отец уходит на работу, как рыбачит и как она ждет его возвращения. Трейси вздохнул и еще крепче прижал ее к себе. Удары ее маленького сердца словно наполняли его новыми силами, а новизна ощущения в руках невесомого детского тельца пьянила сознание.

— Ты такой хороший, — сказала вдруг Ли, — как хорошо, что мы не съели тебя.

Трейси засмеялся, и тонкие руки девочки обвили его шею: словно по сигналу, семья ожила, и спустя несколько минут все уже, скрестив ноги, сидели на циновках, а жена патриарха накрывала на стол.

В глиняных чашках подали рыбу с жаренными в перечном масле овощами и ароматным рисом. Трейси поднес свою чашку прямо к лицу и, как истинный китаец, стал ловко орудовать палочками. Во время еды он громко причмокивал, а в конце трапезы рыгнул, давая понять хозяйке, что пища ему понравилась. И в самом деле, он давно не ел с таким аппетитом.

После ужина он снова вышел на палубу и подставил лицо свежему прохладному ветру. Кто-то подошел к нему сзади, но, " демонстрируя отменные манеры, он не обернулся.

— Позвольте от всей души поблагодарить вас за пищу и приют, — торжественно произнес он.

— Пока вы с нами, — тихо проговорил Пинг По, — вам ничто не угрожает. Никто не знает, что вы здесь.

Он встал рядом с Трейси и облокотился на перила, наблюдая за мириадами мерцающих огоньков в воде. В воздухе резко пахло рыбой, но это был приятный, немного терпкий аромат живой рыбы.

— Я видел, как вы оказались в заливе, — старик немного помолчал. — Я перерезал шнур на руках и ногах.

— Теперь все будет в порядке, — в словах старика Трейси услышал намек. — Для беспокойства больше нет повода.

— Вы наш талисман, — дипломатично заметил старик. — С нашей стороны было бы глупо, если не сказать, невежливо торопиться с вами расставаться.

Трейси улыбнулся:

— Я еще раз от всего сердца благодарю вас, Пинг По. Но я должен вернуться на берег. К сожалению, в этом вы мне помочь не сможете.

— Напротив, — Пинг По вздохнул, — мы можем переправить вас на берег, — он постучал по деревянному ограждению палубы. — Несомненно, вам безопаснее остаться с нами, чем в одиночку бродить по острову. Я не знаю, в какую неприятность вы попали и, честно говоря, даже не хочу знать. Но вас подарило нам море. Благодаря вам, мы возвращаемся с прекрасным уловом. Мы в долгу перед вами.

На эту тему Трейси мог бы с ним поспорить. Он мог бы сказать старику, что не хочет подвергать его и его семью опасности, что из-за него они потеряют время, которое с большей пользой можно было бы потратить на установку сетей. Но так повел бы себя представитель Запада. И оскорбил бы старика, а Трейси не мог даже и помыслить о таком. Ему предложена ответная услуга, а, значит, настала его очередь проявить благородство и беспрекословно принять предложение.

Квартира Антонио была незаперта: полицейские тогда отжали дверь и сломали замок. В коридоре пахло мочой и крысами. Здесь было темно, как в могиле.

Вернувшись сюда, Туэйт почувствовал, что его снова охватывает азарт полицейского-поисковика. С него сняли обвинения в убийстве Антонио, в глазах управления он был полностью реабилитирован, но, самое главное, принудительный отпуск, в который его угрожал отправить капитан Флэгерти, больше не висел над ним дамокловым мечом. Туэйт подумал, что у него есть все основания поблагодарить капитана.

Он напряженно вглядывался в полумрак берлоги Антонио. Мысль о том, как негодяй ловко его одурачил, жгла мозг. Черт бы драл этого поганого торговца героином! А ведь это я, размышлял Туэйт, сделал так, что он столько лет занимался этим бизнесом.

Он проклинал себя за беспринципность. Мысль о том, что он превратился в самого настоящего продажного полицейского, костью застряла в горле. Будь Тонио жив, Туэйт, не раздумывая прикончил бы его еще раз... Только теперь своими руками.

Он подумал о Трейси, и гнев его исчез, через минуту Туэйт уже окончательно успокоился. Нельзя поддаваться эмоциям, он это прекрасно знал, от них никакой пользы. Если он хочет найти тайный склад Тонио, надо работать мозгами, эмоции в этом не помогут.

И он взялся за работу. Вначале прочесал две спальных комнаты, потом ванную и кухню. Он отодвинул от стен всю мебель, корпусом фонарика простучал каждый дюйм, но тайника так и не обнаружил. Минут через сорок снова стоял посреди гостиной, там, откуда начал поиски. Он в отчаянии топнул ногой по грязному устилавшему пол меху и вдруг замер, пораженный внезапной догадкой.

«...Con los gusanos». «С червями...»

Фраза, которую тогда употребил Тонио, молнией сверкнула у него в мозгу. Яма, где он наказывал своих девушек! Трейси присел на корточки и откинул мех, под которым оказалась деревянная крышка. Он включил фонарик и посветил в черный зев подвала. Спустившись по деревянной лестнице, Туэйт поднял голову: со всех сторон его окружали толстые кирпичные стены, глубина подвала, по самым скромным подсчетам, превышала шесть футов.

Он осветил вначале одну стену, затем перевел луч фонаря на противоположную. Они ничем не отличались друг от друга: грубая кирпичная кладка, совершенно одинаковые швы, пятна плесени, в некоторых местах виднелись черные проплешины, словно кирпич обжигали газовой горелкой. Туэйт представил, как здесь пытали людей, и поежился.

Он осветил третью стену — ту, над которой находилась дверь в квартиру. Подошел ближе. Та же абстрактная картина из пятен плесени и черных подтеков, но что-то конкретное проглядывало в этом хаосе: более толстый шов кладки между кирпичами, образовывавший замкнутый прямоугольник.

Он провел лучом по контуру, и пульс его участился: кирпичи по периметру шва были слегка выщерблены, словно длительное время подвергались резкому перепаду температур. Или же их часто вынимали, а затем аккуратно ставили на прежнее место.

Через пятнадцать минут он стоял перед тайником, ширина которого составляла сорок дюймов, а высота по меньшей мере тридцать. Как далеко он уходит в глубь, Туэйт пока не мог сказать.