Детлеф Блюм - Тайна придворного шута

— У меня не много времени. Завтра прибывает японская делегация. Надо еще раз просмотреть приветственную речь министра.

Статс-секретарь присел рядом с Хильбрехтом. Темно-серый кашемировый костюм великолепно сидел на нем. Его дополняли голубая рубашка и пестрый галстук по моде последнего времени. Отличительной особенностью его лица были невообразимо густые черные брови и мясистый нос. Герхард был лысоват, остатки поседевших волос были коротко подстрижены. Для своих сорока девяти лет он выглядел отлично — широкоплечий, подтянутый и довольно высокий. Его карьера складывалась весьма удачно. Пять лет назад Зассен был переведен из Висбадена в Дрезден, и ему прочили место премьер-министра федеральной земли Саксония. Во всяком случае, его супруга по поводу и без повода намекала на это везде, где только можно. Даже когда муж однажды очень строго попросил ее больше не делать этого. Все еще было далеко не так ясно, как она пыталась представить. Марианна лишь пожала плечами. Ее отец, весьма крупный предприниматель из Гессена, умер десять лет назад, оставив ей приличное состояние, размер которого позволял даме самой определять в этой жизни, какие перед собой ставить цели и какими путями их достигать. Карьерный рост фон Зассена был обусловлен не только и даже не столько его собственными способностями, сколько связями его супруги в деловых кругах и среди верхушки партии, в которой состоял ее муж.

— Мы переезжаем в Дрезден не для того, чтобы ты закис там, оставшись сидеть в кресле статс-секретаря, — заявила она перед отъездом в столицу Саксонии. — Ты должен раскрыться, продемонстрировать все свои способности. Я позабочусь о том, чтобы с тобой считались, и обеспечу тебе спонсорскую поддержку.

Марианна до сих пор не бросала слов на ветер. Все свои обещания она выполняла. Так, уже на новом месте благодаря помощи ее знакомых из делового мира фон Зассену удалось протолкнуть несколько серьезных проектов по развитию музеев. Его ценили в правительстве не только за это. Герхард фон Зассен выгодно отличался от действующего министра манерой поведения, а его постоянно проявляемая забота о культурном и историческом наследии города способствовала созданию положительного имиджа в средствах массовой информации. Почти все журналисты, за исключением тех, которые были ангажированы другими партиями, предсказывали его скорый взлет на вершину политической пирамиды Саксонии.

После того как ужин был заказан, Хильбрехт рассказал о своем вчерашнем визите к книготорговцу из Берлина Симону Шустеру.

— По-твоему, это большая новость? — разочарованно произнес фон Зассен.

— Подумай сам. Симон Шустер хотел узнать что-либо о Шнеллере, причем максимально подробно. Они с дочерью слушали меня, боясь упустить хоть единое слово. Они буквально выпытывали у меня, что мне известно о сокровищах шута. У Симона есть книга из библиотеки Шнеллера. Я знаю историков, которые считают, что тайна клада зашифрована именно в одной из книг!

— Если эти сокровища вообще существуют. — Фон Зассен огляделся, испугавшись, что их могут подслушать.

— Конечно, существуют. Это однозначно следует из описи имущества и финансовых документов, которыми владеет твой засекреченный друг из Вены. Я еще раз все проверил. Шнеллер продал фактически всю свою недвижимость, а деньги вложил в золото, драгоценные камни, украшения. Это факт. Ни наследников, ни следов. И Шустер знает о сокровищах шута то, что мы пока не знаем, но обязаны узнать.

Какое-то время они молча ели, каждый был погружен в свои мысли.

— Итак, нам нужна книга. — Фон Зассен отложил в сторону вилку и нож.

— Или то, что в ней скрыто.

Дома Герхард фон Зассен сразу заперся у себя в кабинете. Его супруга была на очередном собрании очередного благотворительного фонда, где пыталась раздобыть какие-то деньги.

Он открыл бутылку красного вина, уселся за стол и еще раз вспомнил тот день, когда впервые узнал о сокровищах Шнеллера. Незадолго до этого произошла его встреча с Клаусом Рубеном, оба приехали на празднование столетия гимназии, где когда-то учились. Поначалу у фон Зассена не было особого желания возобновлять отношения с Рубеном — статс-секретарь знал, что последний замешан в каких-то сомнительных сделках с антиквариатом. Но когда тот некоторое время спустя рассказал ему о сокровищах Шнеллера… Фон Зассен тут же понял, какую роль может сыграть клад в его карьере, если будет найден. Потом он рассказал Рубену о Хильбрехте. Рубен поначалу наотрез отказался связаться с последним и тем более передать ему копии документов. Но фон Зассен дал однокашнику гарантии, что профессор не прикарманит ни одного листа. К тому же Хильбрехт — дока в истории Дрездена, а это очень важный фактор для успеха их дела. Рубену пришлось согласиться. Возможность разбогатеть, обнаружив клад, мало интересовала фон Зассена. Так же как и Хильбрехта, для которого мечтой всей жизни стало кресло ректора. Конечно, для Рубена деньги были куда важнее… Ну да ладно. Клауса он решил вывести из игры при первой возможности.

Симон задержался в магазине, улаживая вместе с Региной некоторые производственные вопросы. Домой он пришел чуть позже обещанного.

— Ну наконец! — Клаудиа выбежала встречать отца. — Принес дневники?

— Да. Но прежде чем мы начнем, можно, я поем?

Через полчаса они расположились в его кабинете. Симон достал бумаги из папки, просмотрел первые страницы и сказал:

— То, что здесь написано, я тебе уже рассказывал. Просмотришь эти записи потом. А сейчас, чтобы не терять время, начнем с того места, где я остановился. Хорошо?

21 ноября 1754 г.

Довольно неожиданно ко мне заглянул господин Карл Вильгельм Дассдорф, картограф. Этот выдающийся ученый всегда желанный гость в моем доме. Мы побеседовали о театре, посмеялись немного над профессором Готтшедом, известным философом из Лейпцига. Он считает разум высшей материей, пытается сделать театр институтом морали. Комедия, фарс, опера, по его мнению, не заслуживают того, чтобы считаться искусством. Но имел ли он возможность хотя бы раз в жизни наслаждаться мастерством великого Грифиуса или оценить блистательные комедии Гольдони? Мы едины с господином Дассдорфом в том, что профессор Готтшед не придется ко двору, ибо его взгляды на театр далеки от того, каким видит это искусство его величество.

Сейчас я у себя в кабинете. Мысли заняты тем, как лучше отметить день 3 февраля. [8]Конечно, после банкета дадим новую комедию Гольдони. Здесь ее еще никто не видел. Думаю, перенос действия из Венеции сюда, на новую сцену, — это уже хороший щелчок фон Брюлю по носу. А когда все увидят представление в полном объеме, думаю, они просто помрут со смеху. Спектакль непременно понравится господину. Он уже спрашивал, как идет подготовка к новой постановке. Через пару дней я расскажу ему о своих идеях.