Детлеф Блюм - Тайна придворного шута

Франциска сердито зашипела на официанта, когда тот, подавая ей кофе, из-за резкого толчка поезда на скоростном перегоне пролил несколько капель на белоснежную скатерть, едва не залив ей юбку. Шипение было таким громким, что немногие посетители вагона-ресторана неодобрительно обернулись в ее сторону. Ей самой стало неловко.

— Пожалуйста, извините, я не хотел причинить вам неудобство, — жалобно улыбаясь, пролепетал официант и перешел к соседнему столику.

Франциска закрыла глаза. Она всегда делала так, пытаясь унять раздражение, возникавшее по какому-либо поводу. То, что произошло минуту назад, забылось почти сразу. Но она продолжала злиться на себя, не понимая почему. Итак, стажировку в Берлине можно было считать законченной. Не следовало ввязываться в эту авантюру с обыском дома Симона. Боже! Какой позор! Будто воровка, она бежала через окно в темноту ночи ничего к тому же и не обнаружив. Она вдруг отчетливо осознала, что ненавидит Герхарда. Уже за одно то, что он заставил ее шарить у Симона в доме. Она ненавидела и себя за то, что пошла на этот шаг. Но почему? Из любви к Герхарду, склонности к авантюрам, желания казаться значимой? Или ее вдохновила эта бредовая идея с сокровищами? Убийство Хильбрехта тоже наверняка было связано с этим кладом. Герхард уверял ее, что никакой связи нет, но это было неправдой. Дальше так не могло продолжаться. Франциска обхватила голову руками, не открывая глаз, и не заметила, что за столик кто-то присел.

— А не выпить ли нам по стаканчику?

Она посмотрела на Симона как на привидение. На ее лице отразился неподдельный испуг. Ей хотелось сказать Симону что-то простое, чтобы он понял, какие чувства наполняют ее. Но слова застряли в горле. Вместо этого Франциска разревелась. Все напряжение последних недель прорвалось наружу. Ей было наплевать, какое впечатление это производит на Симона, тем более на других пассажиров. Это была просто защитная реакция.

Официант с немым вопросом уставился на них. Симон пришел в себя, быстро достал носовой платок из кармана брюк и протянул Франциске, но та будто и не заметила этого. Он положил руку на стол, сжимая платок. Наконец Франциска начала успокаиваться. Она протянула руку за платком. Симон подал ей еще пару салфеток. Она поднялась:

— Извини, я сейчас.

Симон подозвал официанта.

— Пожалуйста, принесите бутылочку вина и два бокала.

Когда Франциска вернулась, вино стояло на столике.

— Выпьешь со мной? — Спокойный голос Симона слегка разрядил ситуацию.

— С удовольствием.

Только глаза Франциски Райнике, слегка опухшие и покрасневшие, напоминали, что произошло всего минуту назад. «Вот что может сделать с лицом небольшое количество пудры и помада», — подумал Симон. Франциска беспокойно осмотрелась и, убедившись, что никто не смотрит на них и не показывает пальцем, повернулась к Симону.

— Я не ожидала увидеть тебя здесь, — беспомощно произнесла она.

— Надо было передать объявление по всему поезду, — улыбнулся он в ответ.

Чуть поколебавшись, Франциска набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Я солгала тебе.

Потом начала говорить. Симон выслушал, не перебивая, хотя за исключением мелких, малозначительных деталей в ее рассказе не было ничего, о чем он не знал бы или не догадывался.

— Как же мне быть дальше? — спросила она, закончив рассказ.

Экспресс прибыл в Магдебург. Времени на раздумья не было.

— У тебя есть какие-нибудь друзья, которых не знает фон Зассен и которые живут в Берлине, Дрездене, Мейсене — в других городах?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Пожалуйста, подумай.

— Да. Одна моя подруга — мы вместе учились — переехала в Гамбург. Я не видела ее почти два года, но мы регулярно переписываемся. Она живет вдвоем с маленькой дочерью.

— Она позволит тебе пожить некоторое время у нее? Там бы ты закончила свою книгу.

— Конечно. Когда я написала, что еду в Берлин на стажировку, она сразу предложила потом пожить и поработать у нее. Но почему ты спрашиваешь об этом?

— Что касается фон Зассена. Можешь порвать с ним немедленно, написать, что не хочешь больше видеть его?

— Разве не об этом я только что говорила? Но ты объяснишь наконец, что случилось?

— Ты вляпалась в очень опасную авантюру. Фон Зассен просто использует тебя. Ты должна тотчас исчезнуть из его поля зрения.

Франциска не могла ничего понять.

— Это связано с делом о сокровищах, да? И убийство Хильбрехта тоже?

— Франциска, лучше тебе не знать всего, поверь. Больше я не скажу ни слова, потому что очень боюсь потерять тебя.

Франциска закрыла глаза. Ничего не оставалось, как порвать с Герхардом. Собственно, она уже сделала это. Но почему необходимо скрываться, ехать в Гамбург? Она хотела остаться в Берлине, рядом с Симоном.

— А почему я не могу быть с тобой?

Шустер покачал головой:

— Не сейчас. Ты должна знать: все рассказанное тобой мне уже было известно. Во всяком случае, очень многое.

— То есть? — Франциска почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. И не потому, что вагон покачивался. — Откуда?

— Ты не обратила внимания, что на твоем желтом костюме не хватает пуговицы? Она оторвалась, когда ты обыскивала мой архив.

Она начала вспоминать.

— Да, я… я надеялась, что потеряла ее в другом месте. Но Герхард ничего не знает об этом. Я не говорила ему.

— Я нашел пуговицу в хранилище. А кроме того… — Симон сделал глоток вина. — Ладно, оставим детали. Я знал о твоей связи с фон Зассеном.

Они помолчали. На Франциску медленно накатилась волна усталости. Ей хотелось спать. Только спать. И забыть, забыть все и всех, кроме Симона. Только на один вопрос она должна была получить ответ.

— Как долго?

— Ты имеешь в виду Гамбург? Минимум полгода.

— Полгода. — Ей стало нестерпимо больно. Как долго… — Мы совсем не сможем видеться?

— Я буду приезжать к тебе. В исключительных случаях и ты могла бы приехать в Берлин.

Франциска взглянула на скатерть. Пятна от кофе расплылись и потускнели. И такая ерунда ее волновала всего несколько минут назад! Она поднялась, взяла сумочку и покинула вагон-ресторан.

Симон попросил официанта принести новый стакан. Затем, вынув из кармана флягу с виски, протянул официанту десять марок. Тот, сделав вид, что ничего не происходит, улыбаясь, исчез. «Красное вино еще можно так или иначе пить, — подумал Симон, — но здешнее виски — увольте…»

Через десять минут Франциска вернулась и села на свое место.

— Я позвонила подруге. Утром уезжаю в Гамбург.

— Так будет лучше, — еще раз повторил Симон.

— Я могу сегодня остаться у тебя?

Симон поднял стакан с виски и выпил за ее здоровье. Такой ответ вполне устроил Франциску.