Серж Брюссоло - Зимняя жатва

Цеппелин принялся лизать Жюльену руки розовым шершавым языком.

— Уходите, — стал проявлять нетерпение Рубанок. — Давайте пошустрее! У меня работы по горло. Да присматривай получше за своим кобелем: увижу, что крутится возле кур, — всажу ему вилы в бок!

Не ответив, Жюльен побрел со двора. После недолгого колебания пес потрусил за ним. Вид у него, с облезшими боками, был настолько неприглядным, что мальчик невольно подумал о том, как отреагирует на его появление мать.

При виде собаки Клер поморщилась, но все-таки, даже если ей и пришло на ум, что появился лишний рот, сдержалась и ничего не сказала. Жюльен, воспользовавшись тем, что мать работала в глубине огорода, достал припрятанные в кустах продукты и разложил перед ней, надеясь оправдаться.

Мать, потрясенная щедростью Горжю, только недоверчиво разглядывала все эти сокровища, долго не решаясь до них дотронуться. Цеппелин тем временем с угрюмым видом обследовал новое место обитания, обнюхивал землю, то и дело поворачивая голову в сторону колючей проволоки, словно уже догадался о присутствии там мин.

В тот день они решили устроить настоящий праздник: отложили садовый инвентарь и, устроившись у камней возле хижины, развели огонь. Жюльен отварил рис, добавив в него утиные консервы. Его не покидало ощущение счастья от того, что он готовил вкусную еду для Клер, ловя ее восхищенные взгляды. Аппетитный запах привел Цеппелина в неистовство, он едва ли не совал морду в кипящее на огне варево. Мальчик разделил пищу на троих, и все жадно принялись ее поглощать. Они с матерью держали тарелки возле самого рта, чтобы есть быстрее. Каким блаженством было ощущать приятную тяжесть в желудке, нежность сочного мяса, ничуть не похожего на разогретую резину! Да что говорить, они попросту обжирались, осознав наконец, что с момента приезда сюда голодали, не желая себе в этом признаться.

Покончив с горячим, Жюльен разломил плитку шоколада. Вновь нахлынули воспоминания о когда-то прочитанном: в спасательной шлюпке капитан, весь в лохмотьях, распределяет между уцелевшими после кораблекрушения остатки еды. В мальчике все пело от радости, когда он опускал квадратики шоколада в почерневшую от земли ладонь Клер и смотрел, как она жадно, словно девчонка, накинулась на лакомство. Удовольствие, полученное им самим от сладкого, оказалось несравнимо меньшим.

Отяжелевшие от еды, они улеглись на траву вздремнуть, прямо посреди тарелок, которые пес принялся вылизывать длинным розовым языком.

Еще несколько дней прожил Жюльен в расслабленной атмосфере этой неожиданно свалившейся передышки. Вне времени, вне мира. Больше, чем когда-либо, он чувствовал себя чудом спасенным, обретшим убежище на необитаемом острове. Иногда перед сном воображение рисовало ему фантастические картины: ковчег, на котором находился пансион, затонул в открытом море, и он оказывался единственным выжившим в катастрофе. Тогда сердце его колотилось от восторга.

Жюльен вставал очень рано, на заре. Проснувшись, он чуть слышно цокал языком, подзывая Цеппелина, как бы говоря: «Пора отправляться в путь!» — И они шли по коридору между двумя рядами колючей проволоки, которой было обнесено Воронье поле. Мать — жертва дурной городской привычки — всегда поднималась поздно, когда солнце уже стояло высоко. С тревогой мальчик спрашивал себя, способна ли она закалиться для деревенской жизни или, напротив, сельский труд ее преждевременно состарит, сведет на нет былое очарование. Руки Клер, праздные и изящные, потрескаются, из-за въевшейся в кожу и застрявшей под ногтями грязи станут казаться крупными, грубыми. Мать теряет привлекательность, и эта удручающая метаморфоза только ускорится с приходом зимы. И потом — куда деться от постоянной усталости, давящей, невыносимой, которая валит тебя с ног, едва завечереет? Порой настолько устаешь, что даже нет сил достать воды из колодца и умыться. Постепенно привыкаешь к запаху пота, к грязи. Время идет, и опрятность перестает казаться столь уж необходимой, как раньше. Волосы Клер висели теперь жирными, тяжелыми прядями, подошвы ног почти всегда нечисты. За несколько недель она превратилась в цыганку. О, разумеется, пока еще в прехорошенькую цыганочку, но и сейчас любой горожанин, остановившийся возле их дома, чтобы залить воду в радиатор, счел бы её замарашкой.

Такие невеселые мысли неотступно преследовали Жюльена, пока он шел по тропинке, терявшейся в плотном тумане. Ему нравилось это льнущее к земле молочно-белое марево, нравилось вспарывать ватную пелену башмаками. Дымные завитки поднимались до середины живота бежавшего рядом Цеппелина, полностью скрывая его лапы. Утренние прогулки с собакой давали мальчику возможность составить истинное представление о протяженности их владений, о размерах огороженного поля — несколько гектаров плодородной земли, недоступной, отделенной от всего живого. Целина, легкая добыча чертополоха. Непригодная для использования территория, на которую он не обращал никакого внимания в прошлом. Но… она была обширной. Вернее, огромной. И принадлежала она — ему.

Спускаясь к лесу Крендье, Жюльен увидел обломки «лизандера» — маленького самолета английского производства, способного сесть где угодно и осуществить тайную переброску людей или оружия в самых сложных условиях. Самолетик подорвался на мине при приземлении и, похожий на стрекозу с оборванными крыльями, теперь являл собой жалкое зрелище. Искореженный корпус наполовину зарос мхом, сорняками и ежевикой. Мальчик приблизился к проволоке, гадая, оставили боши тела летчиков в машине или нет. И сразу же устыдился своего любопытства, а тут еще Цеппелин зарычал, словно призывая его вернуться к реальности, — наверняка учуял взрывчатку. Поле было усеяно останками неосторожных зверьков, подорвавшихся на минах. В зарослях травы он, замирая от ужаса, нашел ботинок, и перед глазами поплыли зловещие картины. На огороженной проволокой земле то здесь, то там зияли воронки, вокруг которых веером была рассыпана земля, и эти искусственные вулканы напоминали, что под каждым невинно растущим кустиком притаилась и ждет своего часа смерть.

Утренние путешествия помогали Жюльену свыкнуться с мыслью о постоянно грозящей ему опасности. Бежавший рядом Цеппелин начинал беспокоиться и показывать зубы, едва они оказывались на тропе между двумя рядами колючей проволоки. Время от времени пес бросался грудью на изгородь, тяжело, прерывисто дыша: было ясно, что он обнаружил мину. Тогда мальчик опускался на корточки и принимался успокаивать четвероногого напарника, запуская пальцы в короткую жесткую шерсть и почесывая его между ушами. Искры безумия, вспыхивающие в глазах Цеппелина, пугали Жюльена, но он говорил себе, что охотники Клондайка постоянно имели дело с ездовыми собаками, хасками и маламутами, не уступавшими в свирепости волкам.