Петер Демпф - Тайна Иеронима Босха

Кайе вздохнул — старая песня.

— Это вас…

— …не касается, я знаю. Но готов поспорить: эту даму интересует картина, а вовсе не вы.

— Что вселяет в вас такую уверенность?

Небриха полез в карман куртки, достал листок бумаги, развернул его и прикрепил к стене. Затем отошел в сторону, чтобы лучше видеть рисунок.

Кайе повел бровью:

— Круг и крест, это ответ?

— Да, это ответ, Михаэль. Знак Венеры. Круг и над ним крест: я обнаружил его на третьем увеличенном снимке.

Кайе присвистнул.

— Вы уверены, Антонио?

— Да, его можно различить перед штурвалом лодки, в которой стоит человек-дерево.

— Позвольте вопрос, Антонио. Как открытый знак Венеры в сцене ада связан с Грит? Меня смущает то, что повреждения на картине незначительны, но везде, где они есть, вы что-то находите. Одним словом, Антонио, я смотрел фотографии и ничего не обнаружил.

Произнося последние слова, Кайе навис над коллегой. Небриха не шелохнулся.

— Понимаю ваши сомнения. У меня они тоже были. Однако нельзя исключать, что патер Берле точно знал, где скрыты знаки, и действовал весьма целенаправленно.

— Согласен. Возможно, в рукописях на сей счет имеются указания. Но почему знак Венеры указывает на опасность, исходящую от Грит Вандерверф?

— Вы знаете, что может означать знак Венеры, Михаэль?

— Догадываюсь. Мы говорили о значении пруда в средней части картины. Из него выходят женщины.

Небриха усмехнулся:

— Что, если в картине разрабатывается именно этот аспект? Роль женщины в будущем. Знак Венеры — знак женщины. И сегодня то же: сила женщины в знаке Венеры.

К такому выводу Кайе никогда бы не пришел самостоятельно. Но он старался мыслить здраво.

— Ну хорошо, хорошо. Надо подумать. Но что в этом послании необычного? Кто-то в XVI веке нарисовал знак Венеры, замазал его краской в надежде, что когда-то в будущем найдут метод сделать знак видимым. Зачем такие сложности? Не являются ли все эти знаки, буквы, линии и я не знаю что еще обычными штрихами, которые можно обнаружить на каждой второй картине под слоем краски?

— Возможно. Тем не менее нельзя отрицать, что Грит Вандерверф лучше меня ориентируется в них. Вряд ли они случайны.

— А вы подбрасываете ей крохи информации.

Небриха кивнул и провел рукой по лицу:

— Наживка. Я хотел узнать, насколько хорошо она информирована. Вы не обратили внимания, что Вандерверф обладает огромными знаниями? Мне потребовалось сорок лет, чтобы так продвинуться.

— Вы сейчас подумали об адамитах.

— И о них тоже. И о Якобе ван Алмагине. Что за тайну хотел открыть нам патер Берле? Нужно еще раз спросить его об этом.

Антонио де Небриха тяжело вздохнул. Кайе чувствовал, что коллега борется с собой. Пригласить патера к себе, чтобы расспросить его, весьма рискованно — ведь он может окончательно уничтожить картину.

В этот миг раздался сигнал передатчика. Кайе вздрогнул и потянулся к уху. Тут же вынул микрофон, чтобы коллега тоже мог слушать, и подозвал его к себе. Голос на другом конце провода звучал тихо и искаженно:

— Сеньор Кайе, поступил звонок из комиссариата, они посылают к нам комиссара Риверу.

— Зачем?

— Следить за порядком.

— Хорошо, впустите. Проверьте удостоверение и лично приведите его ко мне.

— Слушаюсь, сеньор.

— Хорошо.

Кайе нахмурился:

— С чего бы это? Уловка страховой компании? Теперь придется принимать гостя. Вообще-то это дело руководства музея. Я просто реставратор.

Последние слова Кайе пробурчал совсем тихо. Неожиданно он поднял голову и кивнул Небрихе, который уже собирался уйти:

— Останьтесь, Антонио. Еще один вопрос. Меня весьма интригует то обстоятельство, что прежде я никогда не встречал имени Петрониуса Ориса. Я просмотрел разные справочники. Ничего. Если утверждения Берле верны, у этого художника были собственные произведения. Вы что-нибудь о нем знаете?

— Нет, никогда о нем не слышал. Впрочем, тут нет ничего необычного. Школы живописи поставляли специалистов, которые овладевали такими тонкостями, как складки платья или растения, рисовали задний план или архитектуру. Это экономило время, и художник мог сосредоточиться на другом. Чаще всего ученики и их помощники оставались неизвестными. Возможно, мастер Босх использовал Петрониуса Ориса именно для таких работ, а когда подмастерье покинул его мастерскую, он продолжал делать то же самое у других художников, и о нем ничего больше не слышали.

Кайе слушал внимательно. Тот факт, что Петрониус Орис бесследно исчез в анналах истории, беспокоил его. Он должен был оставить след в истории искусства, даже если стал жертвой инквизитора. Но тогда не было бы рукописи. С другой стороны, вообще нельзя быть уверенным, что вся история — не игра воображения сумасшедшего патера.

— Петрониус Орис писал портреты, Антонио.

— Или его использовали для других работ. Я часто думаю о том, что необузданная фантазия «Сада наслаждений» требовала усилий нескольких мастеров. Возможно, Орис поставлял идеи для картины. Возможно, некоторые образы созданы не Босхом, а подмастерьем. Поставщик кошмаров!

— Слишком много всяких «возможно», — прервал друга Кайе. — По-моему, мы снова гадаем на кофейной гуще. С таким же успехом я мог бы прочесть роман.

— Возможно, — проговорил Небриха, сорвал листок со стены и вышел из мастерской.

Кайе решил встретить комиссара. Кроме того, он хотел еще раз взглянуть на картину. Знак Венеры — прямо в центре ада?

Кайе вошел в мастерскую и застыл на пороге. Перед «Садом наслаждений» кто-то стоял. Реставратор не сразу узнал Грит.

— Грит! Как ты вошла сюда? Что ты здесь делаешь?

Женщина обернулась и с улыбкой показала пропуск, на котором красовалась ее фотография.

— У меня есть специальное разрешение руководства музея.

Кайе не находил слов.

— Я говорила вам, что смогу быть полезной, если патер Берле действительно прорвется к картине. Возможно, мне удастся удержать его от совершения преступления.

Женщина улыбалась слишком приветливо и широко. Кайе молчал — ведь раньше сюда мог пройти лишь тот, о ком реставратор договорился с руководством музея. Кайе по радио спросил охрану, проверяли ли они Грит Вандерверф.

Грит, казалось, не слышала вопроса. Она повернулась к картине.

— Разве не восхитительно? Райский сад! Люди в нем и то, как они резвятся и излучают восторг… Над картиной витает дух довольства и радости.

Грит взяла Кайе под руку, но тот по-прежнему молчал.

— Не будь глупым, Михаэль. Если бы я попросила тебя, ты бы ответил отказом. Ведь так?

Реставратор кивнул, не в силах противиться. Однако в нем зрел гнев: Грит открыто соблазняла его.

— Я хочу кое-что прояснить: пока патер Берле на свободе, здесь никто не должен находиться, кроме меня и Небрихи!