Лорел Гамильтон - Смертельный танец

Он чуть коснулся моих рук кончиками пальцев.

Приятного вам вечера, ma petite. – Его пальцы обернулись вокруг моих рук, чуть ниже плеч. Он не наклонялся ко мне, не притянул меня ни на дюйм ближе. Просто держал меня за руки и смотрел на меня.

Я встретила взгляд его темно-синих глаз. Было когда-то время, когда я не могла смотреть ему в глаза без того, чтобы не провалиться в них и не потерять себя. Теперь я вполне твердо встречала его взгляд, но в каком-то смысле все равно терялась. Приподнявшись на цыпочки, я приблизила к нему лицо.

Надо было вас убить уже давно.

Вам представлялся не один случай, ma petite. Вы все время меня щадили.

Моя ошибка, – согласилась я.

Он рассмеялся, и этот звук скользнул по коже, как мех. Я вздрогнула в его руках.

Прекратите!

Он поцеловал меня – едва касаясь губами, – чтобы я не ощутила клыков.

Вам бы сильно меня недоставало, если бы я погиб. Признайтесь, ma petite.

Я высвободилась. Его руки скользнули по моим рукам вниз.

Мне пора идти.

Да, вы говорили.

Выметайтесь, Жан-Клод, хватит баловаться.

Его лицо моментально стало серьезным, будто кто-то его протер.

Не буду баловаться, ma petite. Идите к своему другому любовнику. – Тут настала его очередь поднять руку: – Я знаю, что вы не любовники на самом деле. Вы сопротивляетесь нам обоим. Великолепная стойкость, ma petite.

Что-то промелькнуло на его лице, может быть, злоба, – и тут же исчезло, как рябь на темной воде.

Завтра вечером вы будете со мной, и настанет очередь Ричарда сидеть дома и мучиться догадками. – Он покачал головой. – Даже для вас я не сделал бы того, что сделал Сабин. Даже ради вашей любви – есть вещи, которых я не сделаю никогда. – Он посмотрел на меня вдруг свирепо – и гнев полыхнул из глаз. – Но того, что я делаю, более чем достаточно.

Не надо дышать на меня праведным гневом, – сказала я. – Если бы вы не встряли, мы с Ричардом были бы уже помолвлены, если не больше.

И что дальше? Вы бы жили за белым штакетником с двумя детишками? Я думаю, вы больше лжете себе, чем мне, Анита.

Когда он начинал называть меня настоящим именем, это был плохой признак.

И что имеется в виду?

Имеется в виду, ma petite, что вы не более склонны к семейной идиллии, чем я.

С этими словами он скользнул к двери и вышел. А дверь закрыл за собой тихо, но твердо.

К семейной идиллии? Кто, я? Моя жизнь – гибрид противоестественной «мыльной оперы» с приключенческим боевиком. Вроде «Как повернется гроб» пополам с «Рэмбо». Белый штакетник сюда не вписывается. Тут Жан-Клод прав.

Зато у меня целых два выходных в конце недели. Впервые за много месяцев. Я всю неделю ждала этого вечера. Но почему-то не идеальное лицо Жан-Клода занимало сегодня мои мысли. Все время мелькало лицо Сабина. Вечная жизнь, вечная боль, вечное уродство. Ничего себе послежизнь.

У Кэтрин за обедом собрались: живые, мертвые и периодически мохнатые. Из восьмерых шестеро были людьми, хотя в двух я не была уверена – включая себя.

Я надела черные штаны, черный бархатный жакет с атласными лацканами и свободную белую куртку под стать рубашке. Девятимиллиметровый браунинг вполне подходил к этому наряду, но я его держала не на виду. Это была первая вечеринка, которую Кэтрин устраивала после свадьбы, и браунинг мог создать не то настроение.

Мне еще пришлось снять серебряный крест, который я всегда ношу, и спрятать в карман, потому что передо мной стоял вампир, и когда он вошел в комнату, крест начал светиться. Знай я, что на обед приглашены вампиры, я бы надела облегающий воротник, чтобы спрятать крест. Они, вообще говоря, светятся только когда на виду.

Роберт – тот самый вампир, о котором я говорю, – был высоким, мускулистым и красивым, как фотомодель. Раньше он служил стриптизером в «Запретном плоде», теперь он там управляющий. От рабочего до руководителя – Американская Мечта. Волосы у него были светлые, вьющиеся и коротко стриженные. Одет он был в коричневую рубашку, очень ему подходящую и полностью гармонирующую с платьем его спутницы.

У Моники Веспуччи загар из клуба здоровья уже малость полинял, но макияж был наложен великолепно, короткие волосы цвета осенних листьев уложены как надо. Она была настолько беременна, что даже я заметила, и так этим довольна, что не могла меня не раздражать.

Мне она лучезарно улыбнулась:

Анита, сколько мы не виделись!

Ответить мне на это хотелось: «И еще бы столько же». В последний раз, когда я ее видела, она меня подставила местному Мастеру вампиров. Но Кэтрин считала, что Моника ей подруга, и разубедить ее, не рассказывая все подробно, было бы трудно. А в подробном рассказе фигурировали несанкционированные убийства, из коих некоторые были совершены мною. Кэтрин – юрист и сторонник закона и порядка. Я не хотела, чтобы ей пришлось идти на сделку с совестью. А значит, Моника – ее подруга, то есть я была вежлива весь обед, от закуски и до самого десерта. В основном мне это удавалось потому, что она была на той стороне стола. Теперь же мы оказались вдвоем в гостиной, и от нее невозможно было отделаться.

Кажется, не очень долго, – сказала я.

Почти год. – Она улыбнулась Роберту. Они держались за руки. – А мы поженились. – Она коснулась бокалом живота. – И я уже с начинкой, – хихикнула она.

Я уставилась на них обоих:

От трупа столетней давности начинки не получается. – Слишком долго я уже была вежлива.

Моника широко мне улыбнулась:

Получается, если достаточно надолго поднять температуру тела и достаточно часто заниматься сексом. Мой акушер думает, что это все из-за горячих ванн.

Это было для меня уже лишнее знание.

А результат амниографии вы уже получили?

Улыбка сползла с ее лица, сменившись тревогой. Я пожалела, что спросила.

Надо подождать еще неделю.

Моника, Роберт, я прошу прощения. Надеюсь, что все будет чисто.

Я не упомянула о синдроме Влада, но эти слова повисли в воздухе. Три года легализованного вампиризма – и синдром Влада стал самым частым врожденным дефектом в стране. Он мог привести к ужасным увечьям, не говоря уже о смерти младенца. Когда риск так велик, как-то ожидаешь от людей большей осторожности.

Роберт притянул ее к своей груди, и в ее глазах погас свет, она побледнела. Я чувствовала себя более чем паршиво.

По последним сведениям, вампиры старше ста лет стерильны, – сказала я. – Им явно надо бы обновить информацию.

Это я сказала вроде бы в утешение, чтобы они не поняли так, что были неосторожны. Моника посмотрела на меня без всякой доброты в глазах.

Тоже беспокоишься?

Она была такая беременная, какая бледная, и все равно мне хотелось дать ей по морде. Я не спала с Жан-Клодом, но не собиралась сейчас оправдываться перед Моникой Веспуччи – да и вообще перед кем бы то ни было.