Марк Олден - Гайджин

Затем стрела выпускается, именно выпускается, а не выстреливается. Достигается состояние ума и духа, называемое заншин, сущность куидо. В куидо постигается секрет достижения победы в бою: необходимость постоянного превосходства над противником, лишение его возможности нанести удар первым.

Де Джонг назначил встречу наиболее важным главарям своей структуры на сегодняшний полдень в своем доме в Йокогаме. Это будет встреча, где он должен доминировать, суметь удержать свое лидерство. Для этого он и укреплял свой дух куидо. Для этого он встал на рассвете и выпускал стрелу за стрелой, пока не устала рука и он не остановился в изнеможении. Для де Джонга было очень важно показать своей якудзе, что его силы по-прежнему безграничны.

Два дня назад какой-то европеец убил Кисена, и это являлось серьезной угрозой праву де Джонга на роль оябуна Шинануи-Каи. Оно представляло для него большую опасность, чем его встреча с Алекс Уэйкросс на Гавайях. Смерть Кисена, если только она не будет отмщена в ближайшее время, могла в одну ночь свалить его с вершин власти. Этот коренастый лейтенант был его любимым заместителем. Де Джонг был обязан ему жизнью: Кисен однажды заслонил его своим телом от вооруженного мечом нападавшего, и тот раскроил ему лоб. Кисен также первым предупреждал его о готовящемся предательстве или неповиновении. Такие люди были незаменимы.

Чтобы не уронить престиж и сохранить уважение своих подчиненных, де Джонг должен был найти убийцу Кисена и уничтожить его. Оябун, который не мог защитить своих людей, очень скоро терял их преданность. На сегодняшней встрече гайджин собирался продемонстрировать, что он пойдет на все, чтобы отомстить за смерть Кисена.

Конечно, он не собирался забывать и об Алекс Вейкросс, или как она там теперь себя называла. Если она сумеет доказать американцам, что он еще жив... Она очень опасна. Одному Богу известно, насколько простирается ее ненависть к де Джонгу, а ненависть, де Джонг был в этом уверен — глубокое и длительное чувство. От нее можно было ожидать, что она сообщит в любую из существующих ныне комиссий по военным преступлениям, что де Джонг не протянул ноги в 1945, а все еще жив.

Ее появление и возможное вмешательство означало конец его наметившемуся альянсу с братьями Ла Серрас, лидерами главнейшей преступной семьи в Нью-Йорке. А с этим обрывались его планы экспансии на Гавайях и на американском материке. Де Джонг чувствовал, что поступил мудро, покинув Гавайи сразу же после случайной встречи с Алекс Уэйкросс. Он отменил важную встречу с Ла Серрас, корейским представителем ЦРУ и лейтенантом гавайской полиции, находящимся на его содержании. Лейтенанту было поручено найти мисс Уэйкросс и избавиться от нее.

С налитым кровью лицом, тяжело дыша, де Джонг тянул тетиву лука, пока она не оказалась в девяти дюймах за его правым ухом. Он находился на корте уже почти семь часов, и за это время не притронулся ни к питью, ни к еде. Даже в самое жаркое время года он старался достичь совершенства духа и тела, не позволяя физическим страданиям угнетать его сознание. Вставив последнюю стрелу, он держался так же прямо, как и при первом выстреле, ожидая, когда боль в его руках станет невыносимой. Но он все еще не пускал стрелу. Не пускал до тех пор, пока не ощутил, действительно не ощутил слияние воедино тела и духа.

Он не знал, сколько времени ждал. Он не почувствовал, когда пустил стрелу. Он только услышал гудение тетивы и ощутил толчок лука в левой руке. Долгое время он оставался без движения, впившись глазами в мишень, куда вонзилась последняя стрела. Теперь он почувствовал в себе такую силу духа, какой не чувствовал никогда раньше.

Де Джонг обернулся к двум кобунам, молчаливо прислуживавшим ему. В их обязанности входило подавать ему, когда необходимо, полный колчан со стрелами и стремглав бегать по грязному полю менять мишени. Да, они были полны уважения к нему. Но де Джонг видел и что-то еще в их лицах. Это были страх и почитание. Они знали, что едва ли найдется несколько человек любого возраста, способных выпустить сотню стрел так точно и мощно в цель, как требует искусство куидо.

Это было невероятным достижением духа и умения; такого кобун мог больше никогда и не увидеть в своей жизни. Хэй, они и раньше видели, как стреляет гайджин, но никогда, чтобы с такой мощью и превосходством.

Он был непобедим и обладал властью, не подлежащей сомнению. Он был гайджин.

Под его взглядом кобуны, упали на колени и коснулись лбами земли. Несколько секунд спустя де Джонг с остекленевшим взором прошел мимо их распростертых тел к небольшой деревянной скамеечке около земляной стены. Он сел на нее, повернувшись лицом к лестнице, ведущей наверх, в особняк. Его маленькие руки замерли на огромном луке, лежавшем на его коленях.

Встреча его заместителей должна была начаться здесь, на корте, через пять минут.

Де Джонг пристально смотрел в дальний конец корта на двух мужчин, привязанных к деревянным козлам, к которым обычно прикреплялись его мишени. Это были телохранители, которые не уберегли Кисена и упустили убийцу. Один из них плакал и просил пощады. Другой молча уставился на лампочку над его головой, то ли готовясь к смерти, то ли с присущей ему глупостью пытаясь понять, что с ним происходит. Это мало беспокоило де Джонга. Для всех был очевиден тот факт, что человек, который не смог уберечь Кисена от смерти, так же виновен, как его убийца.

Около дюжины командиров якудзы и несколько кобунов, стоявших на корте позади де Джонга и то и дело переводивших взгляд с него на обреченных телохранителей, молча наблюдали за происходящим.

Де Джонг стоял прямо, зажав лук в левой руке. В колчане на его правом бедре было только две стрелы. Кто-то никак не мог прокашляться. Другой, видно, астматик, громко и тяжело дышал, лихорадочно шаря по карманам в поисках ингалятора. Несколько человек вытирали пот со своих лиц. Двое смотрели а землю.

На большинство лейтенантов де Джонга можно было положиться. Тех, на которых нельзя было положиться, он называл «маргиналами», это были те, кто увидели в убийстве Кисена слабость англичанина. Над ними еще нужно было работать, наставлять на путь истинный. Де Джонг собирался дать возможность маргиналам кое над чем поразмыслить.

Он выхватил стрелу из колчана, резким движением вставил ее в лук, оттянув тетиву на треть положенного стреле хода, и поднял лук вверх — все в одном движении.

Стрела была выпущена так быстро, что все окружающие застыли в мертвой тишине.

Стрела вонзилась в правый висок извивающегося и молящего о пощаде телохранителя, прошла через его череп и пришпилила его голову к щиту. Челюсть его отвисла, и он сразу же застыл. Он висел, как распятый, вытаращив глаза на своего товарища слева.