Джефф Пови - Клуб серийных убийц

Это художественное произведение. Все персонажи, события и диалоги, за исключением отдельных ссылок на общественных деятелей и различные виды продукции, являются вымышленными и не могут дискредитировать никаких живых или мертвых людей, а также продукты компаний.

On tue un homme, on est un assassin. On tue des millions d'hommes, on est conqurant.On les tue tous, on est un dieu.

Кто убивает человека, тот — убийца. Кто убивает миллионы людей, тот — победитель. Кто убивает всех, тот — Бог.

О таком человеке, как я, вам следует знать одну вещь: если уж я что-то вбил себе в голову — это навсегда, меня никакой силой не сдвинешь. Появляется у меня какая-то идея, мысль — или даже каприз — и я у оке вылетаю со старта, как грейхаунд. Обычно мне, чтобы завестись, требуется какая-то ерунда, мелочь, но на этот раз все было немножко иначе, не по заведенному порядку. Я хочу сказать, то, что я чуть не стал четвертой жертвой скиллера — это сокращение от серийного киллера, — стало в моей жизни чем-то вроде Богоявления. Это, кстати, не мое словечко, я его позаимствовал у федерального агента Кеннета Вэйда, мы с этим парнем вместе работали какое-то время. Скиллер, который пытался меня прикончить, — неудачник, который называл себя Внучок Барни, — по ошибке счел меня представителем той социальной категории, которая внушала ему отвращение. Я говорю «по ошибке», потому что не принадлежу и никогда не принадлежал к этой части человечества, ну, вы понимаете, к этим переутомленным мозглякам, которым всегда так и тянет кинуть четвертак. И как он ухитрился меня с ними перепутать — представления не имею. В любом случае, скажем прямо, я ему быстренько указал на его ошибку. Я ведь в доках работал, грузы таскал, и мускулы у меня такие, что мало не покажется, — так что я попросту врезал этому одичавшему Внучку и вдруг понял, что я его вроде бы прикончил. Я иногда сам своей силы не знаю. И вот сижу я, значит, с телом этого скиллера у ног, и думаю, какого оке черта мне теперь делать.

Теперь-то я, конечно, всех подробностей не помню — да ведь и было это четыре года назад, — но точно знаю, что денег у меня в то время было не так чтоб уж очень, и казалось, что будет только справедливо, если я пошарю у этого Внучка в бумажнике и посмотрю, не найдется ли там мелочи, чтобы заплатить за комнату, где переночевать, и за обед со скидкой в KFC. И нашел я в этом бумажнике, не считая нескольких жалких долларов, газетные вырезки с описанием карьеры этого самого скиллера. Похоже было, что ему здорово нравилось внимание, которое он к себе привлекал своими убийственными развлечениями, потому что каждая вырезка была аккуратно сложена и засунута в прозрачный пластиковый футлярчик для кредиток, чтобы он в любой момент мог открыть бумажник и почитать про себя. Еще я нашел фото его призового кролика, и, надо сказать, меня тронуло, что какой-то убивец покупал в супермаркете морковку для своего любимого длинноухого. Из-за этого кролика я и влез в дешевую квартирку Внучка, уж больно мне не понравилась мысль о том, как он сидит в своей клетке и помирает с голоду. По дороге я еще ему свежих овощей купил. Правда, когда я наконец открыл клетку, где Внучок держал кролика, и собрался его погладить, оказалось, что он твердый, как доска, и наверняка уже много месяцев. Не мог я оставить несчастную тварь валяться там, так что я подождал, пока стемнеет, а потом вышел на воздух с дохлым кроликом в черном кожаном портфеле Внучка. Я вырыл неглубокую могилу, открыл портфель и вытряхнул кролика; он так окоченел, что даже отскочил от земли после удара — прямо подпрыгнул как настоящий кролик. Сейчас я думаю, что это был довольно странный поступок, но все равно никто — ни человек, ни животное — не должен умирать запертым в клетке. Когда придет мое время, я выйду в море, и пусть меня там заберет Нептун.

Мне понравился кожаный портфель, и я решил оставить его себе. Сняв комнатку в дешевом мотеле и выяснив, что спать все равно невозможно, потому что соседние номера занимали проститутки, я встал и открыл портфель. Я сунул туда дохлого кролика не глядя и вполне резонно заинтересовался нет ли там чего ценного. Должен добавить, что был у меня и еще один мотив. Я был заинтригован. Мне хотелось побольше узнать о безумном мире современного серийного убийцы, но там не было ничего интересного, кроме вырезки из раздела местной газеты «Клуб одиноких сердец». Заметка была обведена жирной линией и адресована В. Б.:

«Мы знаем, что ты там, так почему бы тебе не уйти с мороза и не разделить с нами пирог? Твой Эррол Флинн».

Я представления не имел, что все это означает, и даже несколько дней спустя никак не мог выбросить эту заметку из головы. Мне нужно было узнать, почему этот самый Эррол Флинн решил написать серийному убийце — и жив ли он еще? Я просматривал газеты, но от Эррола больше никаких сообщений не было. И поскольку я уже несколько лет мотался по докам Америки и в тот момент был одиноким, безработным и немного тосковал по человеческому общению, по-моему, вполне естественно, что этот дружеский жест меня притягивал. У Внучка где-то был союзник, и вполне возможно, что этот человек может стать другом и мне. Я решил, что остается только одно. Я пошел в ближайшую библиотеку, взял там подшивку всех вечерних выпусков и начал просматривать колонку личных сообщений, чтобы узнать, ответил ли В. Б. Но от него не было ни слова. Сердце мое забилось сильнее — я до сих пор помню это очень отчетливо, — я и ахнуть не успел, как уже строчил в газету ответ от имени В. Б.:

«Эррол, я предпочел бы датский. Паренек паренька Барни».

За следующие две недели я чуть не рехнулся, дожидаясь ответа, и когда уже окончательно пал духом и был готов перебраться в другой город — нате, пожалуйста:

«П. П. Б. Тебе нравится Чикаго? Лети, если хочешь узнать больше. С любовью, Эррол».

Чикаго? Да это в тысяче миль отсюда, а то и больше. Я уж совсем было решил плюнуть на это дело, уж не настолько я одинок-то, но то место, где я был, мне уже поднадоело, и ничто меня там не держало. Я знаю, что так делать нельзя, и сейчас очень сожалею об этом, но я влез в несколько домов, выгреб оттуда все наличные, какие нашел, и купил билет до Чикаго. Как я уже говорил, я здорово импульсивный и не люблю спорить со своими инстинктами. Я навсегда запомнил женщину, рядом с которой сидел в самолете, киноактриса небось, правда, мне она так и не созналась, а ведь я ее несколько раз спрашивал. Честно скажу, красивее ее я в жизни никого не видел, а я сидел рядом с ней и рассказывал историю своей жизни. И тогда я понял: что-то переменилось. Такое неотразимое создание было как привет с Самого Верху, я думаю, она была ангелом, посланным сопровождать меня, и я до сих пор жалею, что неправильно записал ее номер телефона. По тому номеру, который она дала, находился какой-то рыбозавод на окраине города, и сдается мне, что я слишком волновался и что-то не так расслышал.