Алан Уильямс - История ленивой собаки

Однако Мюррей промолчал, и в воздухе повисла тяжелая пауза. У него вдруг пропало всякое желание беседовать дальше о Хюэ, это было слишком болезненно для короткого предварительного разговора. Несколько секунд они молча стояли друг перед другом в тени храма.

– Как давно вы во Вьентьяне? – наконец произнес Мюррей, вспомнив бар «Des Anus», в этот час тихий и прохладный.

– Большую часть времени мой муж служит во Вьетнаме. Мы здесь уже четыре месяца, но на следующей неделе вернемся обратно.

– Вы живете в Сайгоне?

– Американцы выделили нам там дом. Не очень-то весело, но, по крайней мере, лучше, чем в этой деревне. Надеюсь, нас когда-нибудь пошлют в Гонконг, – она слегка безнадежно пожала плечами. – Mais on ne salt jamais.

– Идемте, выпьем немного в отеле, может, это напомнит вам о Франции, – сказал он с наигранным энтузиазмом. Какую-то долю секунды она колебалась:

– Нет, я должна идти в посольство. Спасибо.

Мюррей тоскливо смотрел вслед Жаки, ее тело свободно двигалось под просторным китайским кителем, и думал о том, когда у него в последний раз была такая девушка? Может быть, никогда. Он даже не спросил ее, откуда она.

В джипе было душно. Когда Мюррей разворачивал бывшую в употреблении французскую карту дорог «Croquis Routier de L'Indo-Chine» [8], купленную им в то утро в местном книжном магазине, на ней оставались влажные следы его рук. В продаже не оказалось современных карт страны. На составленной американцами, казалось, не было городов и деревень, а только числовые сетки и азимуты радиокомпаса. Мюррей также отыскал поверхностную карту Вьентьяна – большой, бесполезный документ, на котором обозначены только дружественные посольства, почта и библиотека. Однако на ней была указана дорога в аэропорт и, что самое главное, место, где она соединяется с заброшенной Route Nationale Treize, ныне шоссе 13 на Луангпхабанг.

Именно к этому шоссе и ехал Мюррей, предварительно высчитав время и расстояние и записав эти данные в записную книжку. Он решил объехать американское посольство, где мог наткнуться на Люка, который наверняка поинтересовался бы, куда он держит путь. Мюррей сделал крюк, обогнув «Утренний рынок», проехал мимо охраны сада Патет Лао к широкой пыльной авеню в сторону Монумента погибшим – впечатляющей имитации Триумфальной арки. По прошествии десяти лет с начала строительства все еще не законченный монумент был щедро облеплен золотыми листьями и, оседлав прекратившую существовать дорогу, должен был служить напоминанием о жертвах войны, которой еще не было.

Проехать под аркой было невозможно, так как внутри, в ряду золотых Будд, начались какие-то строительные нововведения. Мюррею пришлось объехать грязную дорогу мимо посольств в Лаосе. Солидные каменные резиденции стояли на богатых землях, где раньше у французских колонистов был суд, и были заселены различными группами сквоттеров [9], усталыми, одинокими, высушенными жарой мужчинами с разрушенной печенью. Их политическая центровка была сбита благодаря ежедневным битвам с лаотянской телефонной службой, сводящим с ума противоречивым слухам о сражениях как прошедших, так и предстоящих, и реалиям огромной, несуществующей армии, руководимой несколькими ленивыми офицерами, которые большую часть своего времени занимаются контрабандой золота и наркотиков.

Лишь американцы на своей герметично запечатанной, гигиеничной территории с собственными системами водоочистки и канализации, а также с собственным телевидением, жили в счастливом ожидании того, что Лаос выживет в 20-м столетии. И у них было что для этого предложить: не только рис, школьные доски и комиксы, но также и плотина. Высокая плотина на Намнгум.

Примерно через милю после монумента Мюррей миновал заброшенный дорожный знак «RN5. ХАНОЙ 579 KM», а через несколько сотен ярдов еще один, такой же жалкий – «RN13, ЛУАНГПХАБАНГ 224 KM». С этого места дорога стала быстро ухудшаться. Горбатая, с глубокой колеёй, она чуть приподнималась над рисовыми полями, где по горло в воде барахтались буйволы и присели на ходулях хижины с плетеными крышами. В дверях хижин толпились дети, когда мимо проезжал джип Мюррея, они махали руками и выли от удовольствия. Но он их почти не замечал, все его внимание было сконцентрировано на дороге, теперь он заметил, что вдоль одной стороны идут новые стальные телеграфные столбы с единственным проводом.

Еще через две мили Мюррей уткнулся в слона с двумя мальчишками на спине, который занял всю дорогу. Мюррей сбавил скорость, вид впереди заслоняла еле двигающаяся серая сморщенная гора. Судя по французской карте, поворот должен был быть через 20 км от города, к этому времени он проехал больше половины, но дорога была слишком узкой, чтобы объехать слона. От пота щипало лицо и резало глаза, рубашка прилипала к сиденью. Мюррей попробовал просигналить, но мальчишки восприняли это как приветствие и, улыбаясь, помахали ему руками, а слон продолжал неуклюжей походкой тащиться дальше. Мюррей сохранял хладнокровие, помня, что терпение – главный секрет и преимущество в этой стране. Только американцы спешили и суетились, но их было немного, по крайней мере, он на это надеялся.

Рисовые поля закончились. Впереди поднимались высокие джунгли, и Мюррей, воспользовавшись небольшим расширением дороги, объехал слона и нырнул между деревьями. Теперь дорога шла вверх, в желтую грязь вдавлены следы огромных шин и гусениц, словно от доисторических рептилий. Поворот на Намнгум, хоть он и не был обозначен, нельзя было не заметить: следы резко поворачивали вправо, где деревья были повалены и пни, наполовину утопленные в грязи, были выкорчеваны бульдозерами; впереди же от старой Route Nationale Treize, идущей на север, отходили только узкие тропинки, вскоре исчезающие в джунглях.

Мюррей включил четвертую передачу и начал подъем к плотине. Стальные телеграфные столбы свернули вместе с ним – единственный провод мог обрезать в любой точке на протяжении двадцати миль даже самый «темный» партизан Патет Лао. Но Мюррей думал о другом: телефоны могли быть инструментом, приводящим в замешательство, особенно в такой стране, как Лаос.

Он напряженно думал, сопоставляя время и дистанцию – 14 миль за 50 минут, принимая во внимание слона, – и не отрывал глаз от обманчивых теней джунглей. И вдруг неожиданно Мюррей оказался на месте. Последний крутой поворот – и колея выровнялась, превратившись в широкую дорогу, выложенную лоскутами стальной сетки, которую использовали в целях безопасности на аэродромах. Мюррея захлестнула волна возбуждения.

В стороне от дороги росли редкие пальмы, они согнулись от влажной жары и напоминали сломанные зонтики. За ними – плотина. Люк Уилльямс говорил, что она около пятисот футов в ширину и до двух сотен в глубину. Мюррею она показалась даже больше, изгибающийся пролет из мраморно-белого бетона отлого спускался между лесными утесами вниз, в неопределенную темноту, ниже освещенного солнцем уровня.