Андрей Троицкий - Бумер-2

Дашка отпросилась с работы на пять дней не для того, чтобы пожить в этом раю в свое удовольствие. Она решила, что за это время успеет наскрести недостающие тридцать тысяч баксов. Украсть такие деньги в их маленьком городе просто негде, но их можно занять. По слухам, отец Оксанки ворочает такими делами, что для него тридцать штук — это так… Мелочь на карманные расходы.

Оксанка говорила, что в кармане отца крупный мясоперерабатывающий завод, страховая фирма и еще море разных активов. Их оборот не сосчитаешь на двенадцатиразрядном калькуляторе. Судя по особняку, где летом вместе с дочерью жил Леонид Иванович, Оксанка если и приврала, то самую малость. В гараже на пять машин — только породистые иномарки. Костюмы Захаров носит покупные, но берет их даже не в московских бутиках, летает за шмотками в Лондон или Рим. Не мужик, а куль с деньгами. И сотенные валятся прямо из ширинки. Тридцать штук можно выдоить из него одной левой.

Главное, с того боку подойти к Леониду Ивановичу, ведь к дойной корове тоже надо знать, как подступиться. Иначе так лягнет, что на век дурой останешься. И еще надо заранее выстроить схему будущего разговора, найти такие простые и убедительные слова, чтобы Захаров не смог отказать. Второй день Дашка только тем и занималась, что искала подходы к богатому папашке. Наконец решила, что можно попросить денег через Оксанку.

Дашка завела разговор за завтраком, когда кухарка куда-то сгинула, и они с Оксанкой остались одни на кухне. Дашка в нескольких фразах обрисовала положение, провела ладонью по горлу и добавила:

— Вот так бабки нужны. Оксан, у твоего отца можно денег занять?

— Сколько? — Оксанка сосредоточено жевала кусок хлеба, намазанный маслом и джемом. — Много? Если немного, ты бы у меня попросила.

— Ровно тридцати штук не хватает, — выпалила Дашка. — У меня есть семьдесят, а нужно сто.

— Я попробую поговорить, — ответила Оксанка. — Но ничего не обещаю. Это все от его настроения зависит. Если есть свободные деньги — может дать.

— Ты уж поговори, попробуй. Просто даже не знаю, как без этих денег Кольку из зоны вытащить. Семьдесят тысяч не та сумма. Тамошний начальник может не клюнуть на такие деньги.

— А с чего ты решила, что все выгорит? Ты сунешь взятку. А перед Колькой прямо сей момент ворота распахнут. Выходите, пожалуйста. Сделайте такое одолжение. Да еще билет на поезд купят. В мягкий вагон.

— Я уже говорила. Весной был тут один мужик, который вместе с Колькой сидел. Этот Чуев говорит, что такие случаи бывали. Надо только предложить такие деньги, от которых Чугур не откажется.

— Чугур?

— Да, это такая дурацкая фамилия у заместителя начальника колонии по режиму. Говорят, что он за деньги все сделает. Только надо собрать сто штук.

— А тебе в голову не приходило, что этот Чугур может бабки хапнуть, — Оксанка вытерла губы салфеткой. — А потом скажет, что тебя видит первый раз в жизни. Крутанет динаму. И ты голая. Одни долги.

— Не крутанет. Обосрется. А ты Леонида Ивановича сегодня видела?

— Видела. Он какого-то звонка ждет. Никуда ехать не собирался.

— И как у него настроение?

— Выше среднего, — ответила Оксанка. — Даже улыбнулся. Вообще-то он редко улыбается.

— Может, сейчас самый момент? — Дашка допила кофе и потерла ладони. — Ну, чтобы к нему подвалить насчет денег? Попробуешь? Авось, выгорит.

— Рискну здоровьем, — голос Оксанки звучал тускло. — Но не сейчас.

После завтрака, Дашка переоделась в рабочий комбинезон, ножом срезала верх у канистры из-под стеклоочистителя. Залезла под свою Хонду и, отвернув гайку, слила отработанное масло в эту емкость. Оксанка бродила вокруг машины, день впереди маячил пустой, надо придумать, чем себя занять вечером.

— У меня прямо паранойя, — громко говорила Оксанка. — Мне все кажется, что парни со мной знакомятся из-за отцовых денег. А нормального чувака найти трудно. Я тут на одного прямо запала. Весь из себя. Симпатичный, как киноактер. Звоню ему с утра до вечера. А он все на тренажерах качается.

— Качков женщины не интересуют, — отозвалась Дашка, лежавшая под машиной. — Говорят, эти тренажеры потенцию снижают.

— Может быть, снижают, — кивнула Оксанка. — Только я этого проверить не могу. Как не позвоню, он все время в зале.

Дашка выползла из-под машины, встав на корточки, вытащила емкость с маслом.

— Только не разлей, — сказала Оксанка и показала пальцем на разноцветные плитки, которым вымощены тропинки и площадка перед задним крыльцом дома и выездом из гаража. — Очень дорогие эти плитки. Отец их откуда-то выписывал… Чуть ли не из Испании. Отец нам таких навставляет за эту плитку.

— Не разолью.

Дашка сняла нитяные перчатки, бросила их на землю. Открыла капот, отвинтила крышку новой канистры и стала заливать масло.

— Я вообще не понимаю, зачем ты сама масло меняешь, — не отставала Оксанка. — Удовольствие так себе…

— Я не ради удовольствия. Я что, должна какому-то слесарю подарки делать? — отозвалась Дашка. — У меня и так каждая копейка на счету.

Оксанка присел на землю, прислонилась спиной к березе и мечтательно закатила глаза.

— Как мне хочется быть такой же самостоятельной, как ты, — сказала она. — Едешь, куда хочешь. Делаешь, что хочешь… А тут целый день одни обязанности. То институт, то английский, то французский… И никакой передышки. Даже летом чувствую себя, как каторжанка.

— Терпи…

— Ничего, доучусь, свою туристическую фирму открою. А то мать мотается, сейчас вот в Америке. Меня не взяла, чтобы я тут сидела, как собака на цепи. Ой, вспомнила. Мы ведь в Таиланд на неделю летали. Так классно. Отец там виллу покупает. Если все получится, будешь к нам приезжать.

Дашка закрыла капот, наклонившись, подняла канистру с использованным маслом. Какие скользкие края, ухватиться не за что. Дашка крепче вцепилась пальцами в пластиковую посудину, но не удержала ее, сделала шаг назад и оступилась, неловко поставив ногу. Успела лишь отскочить в сторону, когда канистра, выскользнув из рук, упала на цветные плитки. Возле гаража образовалось пятно, похожее на огромную кляксу.

Леонид Иванович Захаров, куривший на балконе второго этажа и наблюдавший за девчонками, едва не плюнул от досады. Он раздавил сигарету в горшке с цветами. Матерно ругнулся и ушел в свою комнату.

Оксанка спустилась со второго этажа в холл, Дашка встала из кресла и вопросительно посмотрела на подругу. Видно, разговор с отцом прошел не совсем гладко. Оксанкину физиономия можно читать, как раскрытую книгу. Если она морщит лоб и отводит в сторону взгляд, значит, что-то не склеилось. Щедрый папочка в данный конкретный момент оказался редким жлобом. То ли Дашка, разлив отработанное масло на драгоценные плитки, испортила ему настроение, то ли свободных денег не оказалось. Причины не имеют значения. Но итог один — полный облом.