Питер Страуб - Клуб адского огня

На экране компьютерная графика смывала годы с бородатого мужского лица: разглаживались морщины, становились короче волосы, круглее щеки, и, хотя борода никуда не исчезла, впрочем больше напоминая полутень, лицо стало почти таким же, как у мальчика.

— А вот здесь нужно было за кадром дать авторский текст. «Спасение его заключалось в нем самом. Пиппин познал эту великую истину, оставив за плечами опасное путешествие сквозь безбрежную тьму. Жизнь и смерть заключил он в свои руки, и рукам его жизнь и смерть повиновались», — процитировал Дэйви без особых эмоций, но и без единой запинки.

— О, конечно, как же без этого... — сочувственно поддакнула Нора.

Меньше секунды из-под лица взрослого человека проглядывало лицо ребенка, затем спутанные длинные волосы, черная пена бороды и, будто три стальные пластины, лоб и щеки вернулись к Зеленому рыцарю. Мужчина нес мальчика вниз по заросшему травой склону. Солнечный свет золотил его волосы и руки. На холме позади мужчины маячила, как мираж, огромная дверь с темным проемом. А перед ними далеко внизу, на равнине у подножия холма, из-за дубов, отсюда напоминавших спички, чуть выглядывал крошечный белый домик.

Повернув голову к Дэйви, Нора увидела, что он смотрит не на экран, а на нее, и ждет ее оценки.

— Выглядит мило, — сказала Нора.

— Ну и неправильно! — Глаза его потемнели. — Это не Горная долина. Разве в этой сцене, в этом месте чувствуется какая-то тайна? Горная долина не должна выглядеть милой! Она должна хранить великую тайну!

— О, конечно...

— В этом-то все дело, — сказал Дэйви. Взгляд его был словно повернут в себя.

— Пойду-ка я спать. — Нора выпрямилась, намереваясь встать, и Дэйви ее не удерживал. — Это уже конец, да?

— Если бы...

На экране бородач становился постепенно прозрачным. Пока Нора поднималась и делала первый шаг от дивана, рыцарь окончательно растаял. Мальчик припустил бегом к белому домику, и его удаляющуюся фигурку перечеркнули выплывшие строчки титров.

Нора сделала еще шаг к двери, а Дэйви быстро взглянул на нее с каким-то непонятным выражением.

— Я скоро подойду, — сказал он.

Нора поднялась по ступенькам, который раз машинально проверив, что входная дверь заперта и охранная система включена. Она скользнула под одеяло, почувствовала, как рубашка впитывает покрывший ее тело пот, и вдруг поняла, что должна убедить Дэйви: ее желание оставить Вестерхолм совершенно не связано со смертью Натали Вейл и появлением в городе волка в человечьем обличье.

Полчаса спустя муж вошел в спальню и ощупью пробрался к двери в ванную. Даже не сообразив, что успела заснуть, Нора открыла глаза, прервав сон, в котором Дэн Харвич смотрел на нее глазами, полными невыразимой нежности. Повернувшись на другой бок, Нора зарылась головой поглубже в подушку. Дэйви долго чистил зубы, потом умылся и сдернул с вешалки полотенце. Затем что-то тихо проворчал, Нора не расслышала что. Как и его мать, находясь в одиночестве или чувствуя, что за ним никто не наблюдает, Дэйви часто разговаривал с людьми, которых не было рядом. По мнению Норы, это было не совсем то, что называется «разговаривал сам с собой». Выключатель щелкнул, свет в ванной погас, и дверь открылась. Дэйви подошел к кровати, нащупал в темноте ее край, забрался под одеяло и вытянулся как можно дальше от Норы. Она спросила, все ли с ним в порядке.

— Не забудь о завтрашнем ланче, — ответил он.

Однажды во время своего «радиоактивного» периода Нора забыла, что они приглашены на ланч в «Тополя». Обычно напоминания Дэйви об этом давнем промахе воспринимались ею болезненно и казались провокационными. Однако сегодня его замечание было отличным поводом приступить к исполнению своего плана.

— Не забуду, — сказала Нора.

Она поможет Дэйви и себе, сблизившись с Дэйзи Ченсел. Это немного смягчит удар.

На следующий день, через несколько минут после того как они вошли на веранду «Тополей», Нора оставила Дэйви и Элдена, державших в руках по бокалу с «Кровавой Мэри», любоваться залитым солнцем проливом. Ее заявление о том, что она пойдет наверх к Дэйзи, встретило лишь словесный протест, хотя Дэйви, похоже, разозлился оттого, что его так быстро оставили наедине с отцом. Отец Дэйви был, казалось, доволен словами Норы. Элден Ченсел, дожив до преклонного возраста, был хорош собой и на протяжении всей своей жизни обладал всем, чего желал, и даже с женитьбой сына ему повезло, ведь он и представить себе не мог, что избранницей Дэйви станет женщина вроде Норы Керлью.

Нора быстро прошла мимо гостиной первого этажа, миновала отделанную мрамором прихожую и стала подниматься по широкой лестнице. На площадке перед огромным зеркалом она остановилась. Сегодня утром после пробежки, вместо того чтобы переодеться в будничные джинсы и топ, Нора надела белые брюки и просторную темно-синюю шелковую блузу. В зеркале эта одежда выглядела такой же подходящей для ланча в «Тополях», какой она ей показалась дома.

Нора поправила прическу и начала подниматься дальше. Щелкнула закрывшаяся дверь, и из кабинета Дэйзи с пустым подносом в руках навстречу Норе вышла итальянская горничная Мария, низенькая седовласая женщина, много лет назад сменившая знаменитую Хелен Дэй, которую еще называли Чашечницей, а иногда совсем уж загадочно — О'Дотто. Чашечница, которую Дэйви очень любил, делала сказочно вкусные десерты, пироги в семь слоев и «плавучие острова». Мария, хотя и не было в ней ничего таинственного, была прилежна и, насколько помнила Нора, готовила восхитительные блюда французской и итальянской кухни.

Мария улыбнулась Норе и выразительно взмахнула подносом, словно говоря: «Добро пожаловать!»

— Здравствуйте, Мария, — сказала Нора. — Как поживает миссис Ченсел?

— Очень хорошо, миссис Нора.

— А вы?

— Точно так же.

— Она не будет возражать, если я составлю ей компанию?

По-прежнему улыбаясь, Мария покачала головой. Нора дважды постучала и толкнула перед собой дверь.

Дэйзи сидела в дальнем углу длиннющего дивана с кремовой обивкой, стоявшего напротив стеклянного журнального столика перед камином. Она подняла глаза от книги в мягкой обложке и приветливо взглянула на Нору. К торцу дивана притулился письменный стол из светлого дуба, почти пустой, если не считать электрической пишущей машинки и стаканчика с желтыми карандашами. На стеклянном столике красовалась высокая ваза, полная сочных на вид белых марокканских лилий, лежала пачка сигарет с пониженным содержанием никотина, золотая зажигалка, каменная пепельница, заполненная до краев окурками, высилась стопочка книг и стоял бокал со льдом вперемешку с бледно-красной жидкостью. Белые алюминиевые жалюзи не пропускали в комнату солнце.