Никки Френч - Убей меня нежно

— Как Джейк? — спросила она.

— Очень хорошо, — сказала я. — Его туннель почти... Джейк молодец. На самом деле молодец.

Полин снова с тревогой посмотрела на меня:

— Все в порядке, Элис? Не забывай, ты говоришь о моем старшем брате. Если кто-то называет Джейка молодцом, видимо, что-то тут не так.

Я засмеялась, она засмеялась вслед за мной, и секундная неловкость миновала. Она купила себе большой пакет кофе в зернах и два пластмассовых стаканчика с этим напитком, и мы не спеша направились в сторону Ковент-Гардена, где нашли свободную скамейку. Так было чуть лучше. День стоял солнечный, ясный и очень холодный, кофе приятно обжигал губы.

— Как живется замужем? — спросила я.

Полин очень серьезно посмотрела на меня. Она была поразительной женщиной. Прямые темные волосы могли бы свидетельствовать о суровом нраве, если вы не были знакомы с ней близко.

— Я прекратила принимать таблетки, — сказала она.

— Испугалась? — спросила я. — На самом деле они совершенно...

— Нет, — улыбнулась она. — Просто прекратила и все. Я вовсе не перешла на другой контрацептив.

— О Господи, — почти вскрикнула я и крепко ее обняла. — А ты к этому готова? Не слишком ли рано?

— Мне кажется, это всегда слишком рано, — сказала Полин. — Однако, как бы там ни было, еще ничего не случилось.

— Значит, ты еще не начала стоять после секса на голове или что там еще нужно будет делать.

Так мы и болтали о зачатии, беременности и декретном отпуске, и чем дальше углублялись в эти темы, тем хуже я себя чувствовала. До этого момента я думала об Адаме как о мрачной, сугубо личной измене. Я понимала, что ужасно поступаю с Джейком, но теперь, когда я глядела на Полин, на ее щеки, пылающие и от холода, и от волнения, быть может, по поводу грядущей беременности, на пальцы, обнимающие стакан, и на парок, клубящийся у ее узких губ, у меня внезапно возникло сумасшедшее чувство, что все это чистое недоразумение. Мир не таков, как она думала, и в этом была моя вина.

Мы обе посмотрели в свои пустые стаканы, рассмеялись и поднялись со скамейки. Я крепко обняла ее и прижалась лицом к ее лицу.

— Спасибо, — сказала я.

— За что?

— Большинство людей не рассказывают о том, что стараются зачать ребенка, пока их срок не перевалит за три месяца.

— Ах, Элис, — с упреком проговорила она. — Разве я могла не рассказать тебе об этом?

— Мне нужно идти, — вдруг сказала я. — У меня встреча.

— Где?

— Э-э, — ошеломленно проговорила я. — В... э-э... Сохо.

— Я пройдусь с тобой. Мне по пути.

— Здорово, — вымученно произнесла я.

По дороге Полин рассказала про Гая, который порвал с нею неожиданно и жестоко чуть больше восемнадцати месяцев назад.

— Помнишь, какой я была тогда? — спросила она, на ее лице появилась легкая гримаса, сделавшая ее похожей на брата. Я кивнула, лихорадочно соображая, как быть. Может, притвориться, что иду в офис? Не сработает. Может, сказать, что забыла адрес? — Конечно, ты помнишь. Ты спасла мне жизнь. Вряд ли я смогу когда-либо отплатить тебе за то, что ты сделала тогда для меня. — Она взяла свой пакет с кофе. — Наверное, я выпила не меньше кофе у тебя на квартире, пока плакалась тебе в жилетку. Боже, я думала, что больше никогда не смогу сама перейти дорогу, не говоря уже о том, чтобы нормально жить и быть счастливой.

Я сжала ей руку. Говорят, что лучшие друзья — те, кто может просто слушать, и если это правда, то я во время той ужасной прогулки была лучшей в мире подругой. Вот оно, говорила я себе, страшное наказание за всю мою ложь. Когда мы свернули на Олд-Комптон-стрит, впереди я увидела знакомую фигуру. Адам. В голове у меня помутилось, даже показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я повернулась и увидела открытую дверь магазина. Говорить я не могла, поэтому молча схватила Полин за руку и втащила внутрь.

— Что такое? — забеспокоилась она.

— Мне нужно немного... — Я посмотрела на стеклянный ящичек на кассе. — Немного...

В голову ничего не лезло.

— Пармезана? — предположила Полин.

— Пармезана, — согласилась я. — И еще кое-чего.

Полин осмотрелась.

— Но тут такая очередь. Ведь пятница.

— Я за этим и шла.

Полин потопталась в нерешительности. Посмотрела на часы.

— Извини, — сказала она. — Тогда я лучше пойду.

— Да, — с облегчением выдохнула я.

— Что?

— Прекрасно, — сказала я. — Иди. Я тебе позвоню.

Мы расцеловались, и она ушла. Я сосчитала до десяти, потом выглянула на улицу. Ушла. Я взглянула на свои руки. Они не дрожали, но в голове все вертелось.

В ту ночь мне приснилось, что кто-то отрезает мне ноги кухонным ножом, а я спокойно на это смотрю. Я знала, что не должна кричать или протестовать, потому что заслужила это. Я проснулась очень рано, вся в поту и смятении, и какое-то время не могла понять, рядом с кем лежу, протянула руку и ощутила теплое тело. Джейк раскрыл глаза.

— Привет, Элис, — сказал он и снова спокойно заснул.

Так больше не могло продолжаться. Я всегда считала себя честным человеком.

Я опоздала на работу, так как пришлось ждать, когда откроется сувенирная лавка, которая находилась за углом офиса. Я немного постояла, глядя на реку, загипнотизированная силой течения, которое петляло то так, то эдак. Потом я слишком долго выбирала на крутящемся стенде открытку. Все казались неподходящими. Ни репродукции с картин старых мастеров, ни черно-белые фотографии городских улиц и колоритных детей бедняков, ни дорогие открытки с блестками, раковинами и перьями, прицепленными в качестве украшений. В конце концов я купила пару: одну с приглушенным японским пейзажем, на котором были изображены серебристые деревья на фоне темного неба, другую с аппликацией в стиле Матисса в веселых голубых тонах. Еще я купила перьевую ручку, хотя в моем столе ручками был забит целый ящик.

Что я должна сказать? Я захлопнула дверь в кабинет и выложила перед собой на столе обе открытки. Должно быть, я просидела несколько минут, просто уставившись на них. Время от времени я вызывала в воображении его лицо. Такое красивое. Представляла, как он смотрит мне в глаза. Никто прежде еще не смотрел на меня так. Я не видела его целый уик-энд с той самой пятницы, и теперь...

И теперь я выбрала японскую открытку и отвернула колпачок ручки. Я не знала, как начать. Конечно, не «милый Адам», «любимый Адам» или «моя самая нежная любовь». Ничто из этого не годилось. И не «дорогой Адам» — слишком холодно. Тогда — просто писать.

«Я не могу больше с тобой встречаться, — написала я, стараясь не смазать черные чернила. Остановилась. Что еще сказать? — Пожалуйста, не пытайся заставить меня изменить решение. Это было...» Было чем? Удовольствием? Мукой? Странностью? Ошибкой? Самым великим чудом, когда-либо приключавшимся со мной? Тем, что перевернуло всю мою жизнь?