Никки Френч - Убей меня нежно

— Ну и?.. — сказал Билл. — Что будем делать?

Я пожала плечами:

— Выбросим на рынок следующую модель. Немного изменим «Дрэг III» и назовем «Дрэг IV». Потратим некоторое количество денег на рекламу в дамских журналах. Но без всяких идиллических картинок с изображением парочек, любующихся закатом на берегу моря. Дадим подробную информацию о том, каким женщинам ВМУ подходит, каким нет. Главное — дадим им советы, как их подгонять. Умелая подгонка дала бы лучший эффект, чем сама «Дрэг IV», если даже она сработает. — Меня осенило. — Вы могли бы поручить Джованне организацию программы переподготовки врачей по подгонке устройства. Вот так. Я свое дело сделала. Билл хмыкнул и взял часы.

— Пять минут в любом случае прошли, — сказал он, застегивая ремешок. Потом он поднял с пола небольшой кожаный портфель, поставил его на стол и открыл. Я подумала, что он собирается выложить передо мной бумаги о сокращении штатов, но вместо этого у него в руке появился отпечатанный на глянцевой бумаге журнал.

— Посмотрите сюда, — сказал он. — Я кое-что о вас знаю. — У меня упало сердце, но я удержала на губах улыбку. Я поняла, что произойдет в следующий момент. — Боже, — сказал он. — У вас потрясающий муж. — Он открыл журнал. Передо мной промелькнули горные вершины, лица в защитных очках — некоторые из них были знакомы: Клаус, изящный снимок Франсуазы, похоже, единственный такого плана, отличная фотография Адама, сделанная исподтишка, на которой он разговаривает с Грегом.

— Да, потрясающий, — согласилась я.

— В старших классах я бывал в туристических походах и катался на лыжах, но альпинисты — это что-то. Это то, на что мы все хотели бы быть способны.

— Знаете, многие из них погибли, — сказала я.

— Я не об этом. Я о том, что сделал ваш муж. Знаете, Элис, я бы бросил все — карьеру, все, — чтобы только знать, что я на это способен, доказать, что я могу такое сделать. Это удивительная статья. Они опросили каждого, и все были едины. Все назвали Адама. Слушайте, не знаю, какие у вас планы, но я вылетаю в воскресенье. Может, мы сможем собраться все вместе.

— Было бы здорово, — устало сказала я.

— Это было бы для меня честью, — сказал Билл.

— Можно, я позаимствую у вас это? — указала я на журнал.

— Конечно, — сказал Билл. — Это вас поставит на ноги.

Я, похоже, разбудила его, хотя шел уже двенадцатый час: он выглядел опухшим, глаза заспанными, на нем была несвежая пижама с неправильно застегнутыми пуговицами. Волосы на голове торчали дыбом, отчего он казался еще более волосатым, чем я его помнила.

— Грег?

— Да? — Он смотрел на меня из-за двери, никак не показывая, что узнает.

— Это Элис. Простите, что побеспокоила.

— Элис?

— Элис, та Элис, которая из пары Элис — Адам. Мы познакомились на приеме по поводу книги.

— Я помню. — Пауза. — Может, зайдешь? Как видишь, я сегодня утром вовсе не ожидал посетителей. — Он вдруг улыбнулся; по-детски голубые глаза очень ласково засветились на его помятом, неумытом лице.

Я ожидала, что Грег живет в полном дерьме, но это оказался уютный маленький домик, где было чисто и все расставлено по местам. И повсюду фотографии с изображением гор; на белых стенах красовались черно-белые и цветные снимки величественных заснеженных вершин. Было немного странно находиться в таком крошечном домике в окружении столь грандиозных пейзажей.

Он не предложил мне присесть, но я все-таки села. Я проехала через весь Лондон, чтобы повидать его, хотя сама не знала, для чего. Возможно, я припомнила, что он мне понравился, когда мы познакомились, и уцепилась за это. Я прокашлялась, а его лицо вдруг стало озадаченным.

— Вот что я скажу тебе, Элис, — сказал он. — Ты смущена тем, что без приглашения оказалась на моем пороге, и не знаешь, с чего начать. И я смущен тем, что не одет, как подобает всякому уважающему себя человеку, и что у меня страшное похмелье. Почему бы нам не пройти на кухню? Я покажу тебе, где яйца, ты сможешь взбить парочку для омлета и сварить кофе, пока я надену на себя что-нибудь. Потом расскажешь о цели своего прихода. Это ведь не просто визит вежливости, как я понимаю?

Я стояла в оцепенении.

— И не похоже, что в последние несколько недель ты что-то ела.

— Не часто, — призналась я.

— Тогда яйца?

— Яйца — это просто замечательно.

Я взбила в соуснике четыре яйца и поставила их на тихий огонь, постоянно помешивая. Омлет должен готовиться медленно и подаваться мягким, а не жестким, как резина. Даже я это знаю. Я приготовила кофе — слишком крепкий, однако, подумалось мне, мы оба вполне справимся с инъекцией кофеина — и поджарила четыре кусочка зачерствевшего хлеба. Когда Грег вошел на кухню, завтрак был на столе. Я поняла, что очень голодна, и подсоленные нежные яйца и сдобренные маслом тосты утешили и подкрепили меня. Мир перед глазами перестал плыть. Я запивала еду большими глотками горького кофе. Сидевший напротив меня Грег поглощал еду размеренно и с удовольствием, тщательно укладывая на тосты куски омлета и цепляя их на вилку небольшими квадратиками. В этом ощущалась странная коммуникабельность. Мы не разговаривали.

Когда его тарелка опустела, он отложил нож и вилку, отодвинул все от себя и выжидательно взглянул на меня. Я вобрала в себя воздух, улыбнулась и, к собственному ужасу, почувствовала у себя на щеках горячие слезы. Грег подал мне коробку с салфетками и стал ждать.

— Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая, — сказала я и высморкалась. — Мне кажется, ты сможешь помочь понять...

— Понять что?

— Полагаю, Адама.

— Ясно.

Он резко поднялся из-за стола:

— Пойдем погуляем.

— Я не захватила пальто. Оставила в офисе.

— Я найду тебе куртку.

Выйдя на улицу, мы быстрым шагом пошли вдоль оживленной дороги, ведущей к Шордитчу и дальше, к Темзе. Грег вдруг спустился на несколько ступеней вниз, и мы оказались на дорожке над каналом. Движение осталось позади, здесь было тихо, как в деревне. Все, казалось, способствовало разговору, но тут мне вспомнилась Тара. Не в этом ли канале было выловлено ее тело? Я не знала. Грег ходил так же быстро, как Адам, той же легкой походкой.

— Почему, чтобы задавать вопросы, из всех людей ты выбрала именно меня?

— Все произошло так быстро, — сказала я. — Я имею в виду меня и Адама. Я думала, что прошлое ничего не значит и что вообще ничего не имеет значения. Но все оказалось совсем не так.

Я замолчала. Я не могла поведать Грегу о всех своих страхах. Он был человеком, которому Адам спас жизнь. Он был другом Адама, своего рода другом. Я смотрела на воду. Она была неподвижной. Вода в каналах не течет, как в реках. Мне хотелось поговорить об Адели, о Франсуазе, о Таре. Вместо этого я спросила: