Калеб Карр - Алиенист

После чего мы вернулись к тому, когда следует начинать и заканчивать наблюдение. Навестит ли убийца избранный дом терпимости в канун Вознесения и убьет жертву, пока длится праздник, или же дождется следующей ночи? Шаблон его поведения предполагал последнее – вероятно, потому, как объяснил Крайцлер, что гнев его (чем бы он ни вызывался) набирает силу в дневные часы, пока он, судя по всему, наблюдает за религиозным действом и прихожанами у церквей. А поэтому ночью гнев этот будет неотвратимо искать выхода. Рассуждения Ласло споров у нас не вызвали, и мы единодушно решили расставить посты в ночь четверга.

Завершив разработку плана, я схватил сюртук и направился к дверям. Маркус поинтересовался, куда я собрался, и я ответил, что хочу зайти в «Золотое Правило» и рассказать малышу Джозефу о приметах убийцы и его манере действий.

– Разумно ли это? – озабоченно спросил Люциус, приводя в порядок бумаги у себя на столе. – До начала выполнения плана у нас всего пять дней, Джон. Не хотелось бы усложнять себе задачу, изменяя повседневный уклад этих заведений.

Сара вопросительно посмотрела на него:

– Я не вижу ничего страшного в том, чтобы дать мальчикам шанс избежать опасности.

– О, конечно, – быстро ответил Люциус. – Я не предлагаю подвергать кого-то опасности, если есть шанс ее избежать. Я просто… Ну, в общем, ловушку следует расставлять осторожнее.

– Как всегда, детектив-сержант говорит дело, – произнес Крайцлер, беря меня под руку и провожая до двери. – Хорошенько взвесьте все, что вы собираетесь сказать мальчику, Мур.

– Я прошу одного, – продолжал Люциус. – Не сообщайте ему возможную дату следующего нападения. Мы вообще не уверены, что это произойдет именно в эту ночь, но если мальчики будут настороже, убийца сразу почувствует неладное. Все остальное – пожалуйста.

– Вполне резонный аргумент, – согласился Крайцлер, одобрительно махнув Люциусу. А когда я уже двинулся к лифту, Ласло добавил чуть тише: – И запомните, Джон: помогая мальчику, вы можете ставить его под удар, если кто-нибудь заметит вас вместе. Избегайте ненужных свидетелей, насколько это возможно.

Дойдя пешком до «Золотого Правила», я условился встретиться с Джозефом в маленькой бильярдной за углом. Когда он появился, я обратил внимание, что лицо его необычайно разрумянилось – к нашей встрече он тщательно стер с него всю краску. Меня это тронуло. Я сразу припомнил наше знакомство – тогда я тоже вытирал ему лицо, – и теперь меня поразила догадка: он вообще не хочет, чтобы я видел его в гриме. Да и вообще он казался со мной не мальчиком-проституткой, а скорее подростком, которому отчаянно нужен старший товарищ; или же это я сейчас страдаю от злосчастной промашки профессора Джеймса, и образ покойного брата мешает мне ясно анализировать поведение Джозефа?

Мальчик заказал себе маленькую пива – он явно делал это не впервые, и мне пришлось отказаться от намерения читать ему нотацию о пагубности алкоголя. Мы принялись как бы между прочим катать по столу шары, и я рассказал Джозефу, что у меня есть новости о человеке, который убил Али ибн-Гази, поэтому слушать меня следует очень внимательно, чтобы затем передать новости своим друзьям. После чего принялся описывать убийцу.

Это человек высокого роста, сказал я, около шести футов двух дюймов, и очень силен. Он может спокойно унести на себе мальчика, вроде Джозефа или даже больше. Но несмотря на размеры и силу, с ним что-то не в порядке, чего-то в своей внешности он стыдится. Возможно, какой-то дефект лица, может, что-то с глазами. Они могут быть повреждены, обезображены шрамами или как-то изуродованы. Каким бы ни было это увечье, ему не нравится, когда люди обращают на это внимание и даже смотрят на него. Джозеф ответил, что ни разу не замечал такого человека, но большинство клиентов «Золотого Правила», входя, лица прячут. Я посоветовал ему быть повнимательнее и перешел к описанию возможной одежды убийцы. На нем не будет ничего модного и яркого, сказал я, – он не хочет привлекать к себе лишнего внимания. К тому же скорее всего у него не так много денег, чтобы позволять себе дорогую одежду. Очень возможно, как говорил Маркус на прошлой встрече с Джозефом, что у этого человека будет с собой большая сумка с разными приспособлениями для лазания по стенам, чтобы проникать в комнаты мальчиков незамеченным.

Дальше следовало самое трудное: я сказал Джозефу, что этот человек особенно заботится о скрытности своих действий, потому что уже неоднократно бывал в заведениях, подобных «Золотому Правилу», и некоторые мальчики (если не большинство) легко могут его опознать. Он вполне может оказаться хорошим знакомым, которому кто-то из них доверяет, который кому-то из них помогал или сулил новую жизнь. Он мог предлагать, к примеру, новую работу или жилье, мог говорить, что он из благотворительного общества – или даже священник. Самое главное – что он не похож на человека, который творит то, что он творит. Джозеф внимательно выслушал все мои наставления, загибая пальцы на каждом пункте, а когда я закончил, важно кивнул и произнес:

– Ладно, я понял. Но можно мне задать вам один вопрос, мистер Мур?

– Давай, – ответил я.

– Тогда вот что… Откуда вы все это узнали насчет этого парня?

– Порой, – ответил я с улыбкой, – я этого сам не понимаю. Почему ты спрашиваешь?

Джозеф улыбнулся, но его ноги нервно задергались.

– Просто… ну, в общем, многие друзья не поверили мне, когда я передал им все, о чем вы тогда говорили на крыше. Они не могут понять, откуда все это может быть известно. Думают, я все это сам выдумал. Да и куча народу вокруг считает, что это вообще не человеческих рук дело. Что это какой-то… призрак или вроде того. Вот так они и говорят.

– Да, я слышал. Но ты будешь прав, если не станешь к их разговорам прислушиваться. За всем этим стоит человек, не сомневайся. Я готов поручиться за это, Джозеф. – Я потер руки. – Ну а теперь, как насчет еще одной партии?

Годами я слушал россказни о том, что игра на бильярде (карамболь, лузный бильярд или что угодно) есть не что иное, как кратчайший путь, ведущий молодого человека прямиком в объятия дьявола. Но насколько я мог сейчас видеть, карьера профессионального игрока – кошмар многих матерей и отцов этого города – для мальчика стала бы только шагом наверх. Так что следующий час я показывал ему все известные мне бильярдные фокусы и уловки. Мы прекрасно провели время – лишь расставание омрачалось мыслью о том, куда Джозеф должен вернуться. Но тут уж я ничего не мог поделать: такие мальчики – сами себе хозяева.

В штаб-квартиру я вернулся уже затемно, но работа была в самом разгаре. Сара беседовала по телефону с Рузвельтом, пытаясь растолковать, что нам больше некому доверить наблюдение на восьмом посту, а потому в четверг ночью ему придется к нам присоединиться. В обычной ситуации ему вряд ли бы пришлось все это разжевывать, но сейчас его беды на Малберри-стрит умножились. Два человека из Совета уполномоченных переметнулись на сторону Платта и антиреформенных сил, и теперь Рузвельт оказался под жесточайшим приглядом со стороны недругов, только и ждавших, когда он оступится и оправданно слетит со своего кресла. В итоге он, конечно, согласился нам помочь, но – скрепя сердце.