Филипп Марголин - Спящая красавица

– О чем вы? – осторожно спросил он.

– Вы солгали о том, что произошло в лодочном домике. Я не знаю, зачем вы так поступили, но это факт. И вы солгали о своем романе.

Максфилд покраснел и поерзал на стуле.

– О моем романе?

Эшли собралась с духом и посмотрела Максфилду прямо в лицо.

– Это не вы его сочинили. Вы украли написанное серийным убийцей.

– Кто вам сказал? – вскинулся Максфилд.

– Никто. Сама догадалась. Мне всегда не давало покоя одно обстоятельство. Вы умны. Это все признают. Человек и должен быть умен, чтобы писать так хорошо. Моя мать не уставала расхваливать ваш талант. Вот почему она решила записаться в вашу группу литературного мастерства. И я никак не могла понять, как человек столь умный может совершить такую глупость: зачитать изобличающий отрывок из своей книги – где убийца закусывает пирогом – одному из немногих людей, способных понять его значение. Но как только я допустила возможность, что написанное принадлежит не вам, все встало на свои места. Вы и понятия не имели, что человек, убивший моего отца, устроил себе точно такую же трапезу.

Эшли сделала паузу, ожидая реакции Максфилда, но он сидел неподвижно, никак не реагируя.

– Я прочитала найденные у вас две рукописи, мистер Максфилд, и читала ваши книги. Да, именно вы написали ту рукопись, на которой значилось ваше имя. Она в том же литературном стиле, что и "Турист в Вавилоне", и "Родник желаний". Другую же рукопись написал человек, убивший моего отца и Таню Джонс. Первый вариант настолько отличается от второго, что неизбежно должен принадлежать перу иного человека.

Максфилд по-прежнему молчал, но и не останавливал ее.

– Я была в суде, когда Дилайла Уоллес давала прослушать аудиозапись вашего допроса, проведенного детективом Берчем в тюрьме Омахи. На записи в вашем голосе звучит изумление – после того, как он говорит вам, что эпизод, который вы зачитывали в присутствии моей матери, очень похож на сцену, произошедшую в ту ночь в моем доме. Вы этого не знали! Вы могли бы тогда же сказать Берчу, что книгу сочинили не вы, но, думаю, вы бы согласились скорее умереть, чем признаться, что больше не способны к творчеству.

– Чушь!

– Разве? Вы потерпели неудачу во всем, пока не написали "Туриста в Вавилоне". Вся ваша новая индивидуальность зиждилась на успехе этой книги. Из никчемного шалопая и неудачника вы вдруг превратились в почтенного, уважаемого, богатого и на весь мир известного человека. Потом потерпел фиаско ваш "Родник желаний", а когда вы попытались сочинить следующий роман, то оказались полностью несостоятельны. Вы пережили свой момент славы и хотели вернуть его. В присланном вам романе вы увидели свой шанс снова подняться на вершину. Кто написал первый вариант, мистер Максфилд?

– Вы полагаете, я больше не способен к творчеству? Обвиняете меня... в краже чужого произведения?

– Я знаю, что именно так и было, и думаю, гордость побуждала вас держать язык за зубами. Ну как же, ведь все считали вас новым гением, суперинтеллектуалом, голосом поколения. Но я убеждена: вы писатель-однодневка, который лучше умрет, чем признается, что украл чужой сюжет.

Максфилд выглядел полностью раздавленным.

– Те, первые, отзывы критиков... В них говорилось, что я новый Хемингуэй, новый Сэлинджер, выразитель идей своего поколения. Деньги потекли рекой, все пришло так быстро. – Лицо Максфилда вытянулось. – И так же быстро ушло. Когда провалился "Родник желаний", мой издатель заявил, что это синдром второкурсника и я просто переусердствовал. Он велел мне не спешить со следующей книгой, сказал, что скоро я полностью восстановлюсь. Но только не получалось вообще никакой следующей книги. В голове не возникало ни единой идеи, из-под пера выходило что-то сухое и безжизненное. Потом деньги кончились, на меня подали в суд. После того как меня выгнали из Итонского колледжа, я не мог найти приличной работы. Все знали, что я пью, подделал резюме и о случае со студенткой. Не случайно же я был вынужден преподавать в школе! Единственным способом выплыть на поверхность стала для меня новая книга.

– Кто прислал вам роман о серийном убийце?

– Не знаю. Я рецензировал рукописи, чтобы подработать. Даже при моем неплохом жалованье в академии я едва сводил концы с концами. Рукопись пришла анонимно, по почте, оплата прилагалась наличными. Произведение жесткое, грубое, но в нем такая сила! Теперь я понимаю почему. Все в нем было подлинным: атмосфера страха, реакции жертв и преступника. Тот, кто писал, сам пережил все это.

– Но настоящий автор неизбежно прочитал бы ваш роман. Неужели вы думали, он его не узнает?

– Мне было уже наплевать, я дошел до края отчаяния. И я решил, что выиграю любую судебную тяжбу. Я собирался уничтожить его рукопись, когда закончу. К тому же я был знаменитым писателем и полагал, что имею дело с никем, с пустым местом.

– Почему после своего ареста вы не признались, что не являетесь автором романа?

– Однажды я попытался. Перед выступлением свидетелем в суде я рассказал своему адвокату, что украл замысел книги. Он ответил, что никто мне не поверит. Он был прав. Рукопись лежала рядом с моим компьютером. Повсюду были разбросаны мои рукописные памятки и записи. На каждой странице рукописи проставлена моя фамилия.

– Что произошло в лодочном домике? – тихо спросила Эшли.

Максфилд продолжал глядеть в пол.

– Какое значение это теперь имеет? – настаивала Эшли. – Вы уже приговорены к смерти. Хуже все равно не будет.

– Пожалуй, вы правы. – Он потер рукой лицо. – Я не убивал вашу мать. Терри была мертва, когда я появился в лодочном домике.

– Продолжайте.

– Я находился поблизости, когда услышал первый крик. Я замер. Крик был ужасным, душераздирающим. Он меня парализовал.

Эшли кивнула.

– Когда она закричала во второй раз, я вошел в домик.

– Вы видели, как оттуда выбегал Рэнди Коулман?

Максфилд покачал головой:

– Я это выдумал.

Эшли оторопела.

– Если бы присяжные вам поверили, Коулмана судили бы за убийство! – воскликнула она.

Черты лица Максфилда затвердели.

– Он этого заслуживал. Он пытался убить вас на автостоянке у "Солнечного приюта". Я не лгал. И он же убил Терри, когда пытался прикончить свою жену.

– Но вы не видели его у лодочного домика?

– Нет. Он, вероятно, прятался в глубине и ускользнул, когда я бросился за вами.

– Что же там произошло в действительности?

– Когда я вошел, Кейси стояла на коленях у тела Терри. Нож лежал на полу. Заметив меня, она схватила его и вскочила. Потом она закричала: "Убийца!" и бросилась на меня. Она была охвачена ужасом, решила, что я убил Терри. Кейси попыталась ударить меня ножом. Все случилось так быстро, что у меня не было времени на раздумья. Я нанес ей удар в челюсть. Она отлетела и сильно ударилась головой о дубовую подпорку. Хруст раздался ужасный. Услышав его, я сразу понял, что она получила тяжелую травму. Я как раз собирался посмотреть, что с ней, как вдруг меня осенило, что, может, убийца Терри все еще там. Прошло не так много времени между вторым душераздирающим воплем и тем моментом, когда я вошел в домик, а я не видел никого, кто бы выходил из передней двери. Когда я ударил Кейси, она выронила нож. Я подобрал его для самозащиты. В следующее мгновение увидел в окне вас. Я хотел сказать, что невиновен, но вы умчались прежде, чем я смог что-то объяснить. Когда мне пришло в голову, что вы сообщите полиции, что я убил Терри и избил Кейси, я растерялся и дал деру.