Анатолий Крысов - Белые медведи

Бить мешок костей и мяса неинтересно, поэтому мы вскоре останавливаемся. Карлик странно дергается, а ртом у него идет кровавая пена с частыми вкраплениями желчи. Противное зрелище, и я чувствую животное омерзение по отношению к этому ублюдку. Расстегиваю ширинку…

Воспоминания пришли резко, так что я на несколько мгновений потерял нить реальности. Очнулся только, когда Никифорыч кричал в трубке:

- Алло! Саша, ты меня слышишь?!

- Да, - отвечаю я и после короткой паузы добавляю: все, теперь я тоже вспомнил. Какой кошмар.

У меня перед глазами еще раз проносится та ночная сцена, когда мы, словно взбесившиеся звери, свершали насилие над карликом, упиваясь своим превосходством и не думая ни о чем другом, кроме самого факта насилия. Это было действительно приятно.

Потом мое сознание в обход совести просто стерло из памяти ту ночь, и все. Интересно, часто ли Инна вспоминала о карлике до того момента, как он явился в ее жизнь. Думаю, ни разу. Зачем ворошить прошлое, если оно осталось позади? Каждый день нам внушают с экранов телевизоров и страниц глянцевых журналов, что правильно жить - это жить сегодняшним днем. Следует забыть о старых неудачах, ошибках. Необходимо сосредоточиться на дне настоящем. Такова философия, по которой я существовал и существую. И пусть хоть кто-нибудь попробует меня переубедить. Людей не переделать, факт. Конечно, если ты не Гитлер, да и у того все закончилось провалом.

- Думаешь, он мстит? - спрашиваю я осторожно.

- Да, - подтверждает мои опасения Никифорыч и объясняет: ему есть за что мстить. Правда, мне казалось, будто он тогда не выжил. Вы так его отделали, что редкий человек смог бы оправиться.

- Мы так сильно его избили, - молвлю я, содрогаясь от воспоминаний. - Он ведь инвалидом должен был остаться, как минимум. Столько боли причинили и увечий нанесли.

Никифорыч молчит на том конце провода, обдумывает что-то, а после говорит:

- А ты его еще и обоссал.

Маша Кокаинщица готовит чай: заваривает в специальном чайнике и разливает по кружкам. Я собираю указательным пальцем с зеркала остатки кокаина, а потом слизываю его. Стены кухни уже ходят ходуном от всего, что сегодня было мной употреблено внутрь. Или это я никак не могу принять, найти точек опоры?

Когда мы только начинали прожигать жизнь, все было немного по-другому. Тогда каждая вечеринка казалась праздником, сейчас - средством выживания. Без этих таблеток, пилюль, порошков, выпивки я вряд ли бы продержался так долго под напором внешней среды. Скорее всего, я бы превратился в отрубленный сучок, и точка. Да, и в данную секунду я ючусь в импровизированном каземате кухни Маши Кокаинщицы, откуда выхода нет. Здесь есть только итальянская лампа под потолком и резной стол, за которым я, качаясь, прикладываю неимоверные усилия, чтобы сделать глоток из здоровенной кружки, модно расписанной иероглифами на японский манер.

Неприятное занятие, думается мне, пить чай, когда окружающий мир содрогается от безумных толчков твоего inner space. Кажется, я начал напевать что-то из Кевина Шилдса, да и Бог с ним. Маша Кокаинщица падает на соседний стул, чуть не разливает содержимое своей кружки, а потом начинает дико смеяться. Наверное, она сейчас примерно в таком же состоянии, что и я. Глаза моей подруги расширены так, что, кажется, они вот-вот выскочат из орбит; движения расхлябанные, голос слишком вызывающий. Не хотелось бы мне иметь вот такую жену: уж лучше помешанную на тренингах идиотку, чем прожженную наркоманку. Хотя, возможно, это еще спорный вопрос.

Я вспоминаю, как ездил когда-то автобусным туром по Европе и напивался в каждом встреченном пабе или баре. Чудесное время было, да. Когда пивная кружка никогда не была пустой, а любая встречная улыбка расценивалась за великое счастье. И дело тут совсем не в возрасте (тогда я был, конечно же, моложе) и не в общем настроении. Просто тогда все было чертовски ясно: у меня не было сомнений, кто я такой и что должен делать. Это я понял только что, как раз в тот момент, когда все-таки опрокинул чай на колени.

- Дерьмо! - громко ругаюсь я, пытаясь спастись от кипятка.

Маша Кокаинщица звонко смеется и хватает полотенце, но только мне уже не помочь: я чувствую, как формируется болезненный ожог на ногах. Травматизм идет за мной по следу даже в обыденной жизни, осталось только случайно разбить голову о потолок или сломать пару ребер, неаккуратно приземлившись на диван. Никакие деньги не уберегут тебя от судьбоносного кирпича на голову, так утверждала Инна. Ей бы стоило бояться письменных столов в первую очередь. Лишь цинизм еще удерживает меня на плаву, и я этому факту несказанно рад.

- Что за жизнь-то долбаная! - продолжаю причитать я, в то время как Маша Кокаинщица вытирает мне штаны.

В определенной ситуации этот процесс мог бы стать возбуждающим, но я превратился в бесполое существо с некоторых пор. После ночи с Анжелой, если быть точнее. Хотя Маша Кокаинщица, думаю, была бы не прочь немного покувыркаться. Она всегда была знатной нимфоманкой и перетрахала нас всех не по разу (удивительно, учитывая ее лесбийские убеждения), а иногда это были целые оргии, число участников которых не ограничивалось банальной цифрой «3». В те светлые деньки нашей бренной жизни шампанское лилось по спинам, словно из душа, и не было предела фантазии. Должен заметить, насыщение пришло быстро, поэтому приходилось идти на все большие нелепости, дабы хоть как-то разнообразить досуг.

- Какой ты невезучий, Сашка, - мямлит Маша Кокаинщица и дальше: тебя точно кто-то сглазил.

- Вероятно, - только и отвечаю я. Сил говорить большее нет, поэтому лучше ограничиться короткими фразами или активной жестикуляцией. Например, попробовать объяснить изменения в жизненной позиции при помощи рук. Это было бы забавно, думаю я. Рассказывать историю семейной жизни, подключив ноги. Поведать о тяжелом детстве, удавом извиваясь. Я представляю себя этаким мастеровитым мимом, скачущим по кухне в нереальных позах, символизирующих тот или иной аспект человеческого существования. Смеяться не получается, а жаль.

Вскоре чай сменяется водкой. Мы чокаемся, пьем, чокаемся, пьем, и я хочу, чтобы так продолжалось до бесконечности. Под теплым светом итальянской лампы, в лучах пьяных глаз Маши Кокаинщицы чувствуешь себя очень спокойно, словно здесь и родился. Вот оно, убежище! Мысленно прячусь в вазу со старым печеньем, стоящую на столе. Закуриваем.

- Знаешь, я решила подзавязать на время, - говорит вдруг Маша Кокаинщица и продолжает: боюсь, здоровья не хватит дальше так жить. В мире практически не осталось веществ, которые не побывали бы в моем организме.

Я чувствую, что сейчас начнется обыкновенная занудная песня про то, что надо остановиться на мгновение, поднабраться сил для дальнейших заплывов, переосмыслить будущее и так далее. Недобрый знак, и я пытаюсь выпить еще рюмку, но Маша Кокаинщица перехватывает мою руку на полпути.