Барбара Серанелла - Вы только не обижайтесь

– Извини, – пробурчала Лайза.

Она поспешно ретировалась в гостиную и принялась старательно искать сигареты, лежавшие на виду, на журнальном столике.

Манч повернулась к плите. На горелках стояла гора грязных кастрюль и сковородок.

– В пятницу с ним был какой-то тип, – заговорила она, сливая прогоркший жир из тяжелой сковороды в жестянку, извлеченную из мусорного ведра. – Длинные черные волосы и тюремная наколка на шее – молнии «Арийского братства». Не знаешь, кто это такой?

– Нет, – ответила Лайза.

– Точно?

Она сняла крышку с кастрюльки и обнаружила, что в ней полно слипшегося комьями риса.

– Тебе-то что до этого? Собираешься писать книгу? – ехидно спросила Лайза. – Брось, все уже кончилось.

– Что значит – кончилось? – Манч вывалила рис в мусорное ведро и поставила кастрюльку в мойку отмокать. – Разве тебе все равно, что убийца ходит на свободе?

– А что мы можем с этим поделать? В мире полно жоп, и нам с ними не справиться. – Она закурила, отправив обгоревшую спичку в банку из-под пива. – Кстати о жопах: завтра надо сходить в префектуру к той тетке, что выдает мне пособие.

– Насчет чего?

– Насчет племянницы. – Она выпустила струю дыма в сторону малышки. – Карен родила ее дома и даже не зарегистрировала рождение. Редкостная дура! Ведь чтобы получать пособие, надо доказать, что ребенок существует.

В спальне упало что-то тяжелое, и тут же до них донесся детский плач. Лайза не сдвинулась с места.

– Значит, ее рождение нигде не зарегистрировано? – переспросила Манч.

– В том-то и дело!

– Сделай мне одолжение, Лайза. Не отдавай пока малышку. Я буду привозить памперсы и еду. Дай мне немного времени – я придумаю, как поступить с ребенком.

Она перешла в гостиную и остановилась над кроваткой Эйши. Малышка во сне улыбнулась. Манч погладила ее мягкую и теплую щечку. Каково это – растить ребенка? Справится ли она? В ее квартирке хватит места для детской кроватки и манежа. На те часы, пока она в мастерской, нужно будет найти хорошую няньку.

– Лайза, ты завтра вечером будешь дома?

– Конечно. Куда я могу деться?

– Я постараюсь заехать после работы.

– Как хочешь.

Разумеется, гордость не позволяла Лайзе сказать «спасибо».

Эйша вздохнула во сне и почмокала губками. Манч легонько прикоснулась к спинке девочки, надеясь передать ребенку свою уверенность в том, что все будет в порядке. «Не тревожься, я тебя не брошу».

Уходя, она осторожно прикрыла за собой дверь.

Не успела Манч выйти, как в дом через заднюю дверь ввалилось двое мужчин. Тот, что был повыше ростом, уверенно прошагал в гостиную и спросил у Лайзы:

– Что ей тут понадобилось?

Лайза посмотрела на второго мужчину, брюнета с татуировкой на шее.

– Она спрашивала о тебе.

– Называла мое имя?

– Нет. Просто сказала, что в пятницу со Слизняком был какой-то парень с длинными черными волосами. И наколку описала. Хотела узнать, кто ты.

– Эта сучка нам помешает? – спросил высокий.

Лайза помимо воли бросила быстрый взгляд на его внушительную мускулистую фигуру. Глаза ее остановились на револьвере, засунутом за ремень его кожаных брюк.

– Не думаю, Такс.

Он шагнул к ней, сгреб своей лапищей ее волосы и рывком запрокинул ей голову.

– Моли бога, чтоб не помешала, тварь. Потому что если что случится, я свяжу вас одной веревкой и сделаю себе отличную мишень. Мне давно уже не мешает потренироваться в стрельбе. Ты ведь это понимаешь, правда?

– Я не доставлю тебе хлопот, – пообещала она.

В понедельник утром Алекс Перес явился на работу еще более неопрятный, чем обычно.

Блэкстон бросил напарнику ключи от машины.

– Нам нужно съездить в Инглвуд за сестрой Гарилло, – пояснил он. – Шугармен настаивает, чтобы труп опознал кто-нибудь из членов семьи.

– А почему ее не привезли вчера? – спросил Алекс, зевая.

– Касилетти сказал, что у нее куча детишек и нет машины. А еще он сказал, что она держалась довольно враждебно.

– Другими словами, ему не захотелось с ней связываться.

– Надо полагать, – отозвался Блэкстон.

Алекс почесал голову и протер глаза.

– Дай мне выпить чашку кофе, перед тем как ехать, – попросил он. – Сын номер два не дает нам заснуть всю ночь. А ты будешь кофе?

– Нет. – Блэкстон глянул на часы. Ему хотелось как можно быстрее съездить в Инглвуд и вернуться. – Я жду звонка специального агента Клер.

– А! Это с ней ты работал над расследованием серии изнасилований?

– Да, с ней самой.

– Ну, по крайней мере у нас есть знакомство.

– Посмотрим, отзвонит ли она; я уже пытался ее разыскать.

Пока Алекс ходил за кофе, Блэкстон откинулся в кресле, разгладил усы и позволил себе предаться воспоминаниям о том, как он работал вместе с Клер Донавон. Это было два года назад; тогда он еще специализировался на сексуальных преступлениях. Их совместное расследование относилось к той малоприятной категории дел, когда преступник известен, но улики против него собрать никак не удается. Насильник тщательно выбирал жертвы, пользовался презервативом и не забывал унести его с собой. И даже когда косвенные улики указывали на него, у него хватало ума не запутаться в показаниях и ни в чем не признаться. Патовая ситуация.

ФБР занялось этим делом, когда жертвой маньяка стала племянница директора Лос-Анджелесского отделения бюро. Полицейских детективов чуть не в глаза обвинили в некомпетентности и предложили им помощь. Спецагент Клер Донавон славилась своей способностью устанавливать контакт с подозреваемыми, и ее направили для ведения допросов.

Блэкстон испытывал к ней сильное влечение – влечение, которое было чем-то большим, чем подсознательная мужская реакция на ее великолепные физические данные: для того, чтобы его заинтересовать, этого было мало. Он был избалован женским вниманием и ему было из кого выбирать. Женатые друзья постоянно знакомили его с какими-то кузинами и подругами своих жен. И, предлагая знакомство, первым делом сообщали, что девушка очень хорошенькая, – словно это было важнее всего.

Нет, важнее было другое! Клер Донавон он видел в деле, восхищаясь ее неотступной решимостью, острым логическим умом и наблюдательностью. У Клер были зеленые глаза и соблазнительная фигура с округлыми формами; но за внешней мягкостью скрывалась сталь. Мягкость не была наигранной, скорее это был способ маскировки. В век женского равноправия Клер – умница Клер! – умело использовала свою женственность.

Перелом в следствии произошел, когда она вытянула из преступника признание. Каким-то образом ей удалось разузнать, что его несправедливо уволили с должности менеджера универмага «Кей Март». Его начальницей была женщина. Клер даже поговорила с матерью подозреваемого и докопалась до подробностей: его детские страхи, боязнь, что не сможет угодить матери. Она убедила преступника – и всех, кто присутствовал при допросе, – в том, что по-настоящему понимает, что с ним происходило. Всего десять минут разговора с парнем, – и он уже рыдал у нее на плече и во всем признавался.