Т. Паркер - Безмолвный Джо

– Пожалуй, свет фар напоминал "хонду". Очень яркий.

Флэтли несколько секунд помолчал. Он выглядел сосредоточенным, но чрезвычайно усталым.

– Всем этим занимается Рик Берч – один из лучших наших специалистов. Если кто и сможет раскрутить это дело, так это Рик.

– Я знаю.

– И он старается. К "Кобровым королям" трудно подобраться, потому что они подвижны и не привязаны к одному месту. Они как та лягушка, которая может скакнуть от тебя в любую сторону.

Он снова посмотрел на меня, не скрывая легкого скепсиса в глазах.

– Ты сам что-то копаешь, а может, и кое-что скрываешь от Рика?

– Да, копаю, сэр. Но не скрываю – нет.

Он кивнул и пожал плечами.

– Понимаю. Я просил врачей разрешить мне присутствовать при операции жены. Мне казалось, я смогу чем-нибудь помочь. Разумеется, мне отказали. Может, это и к лучшему.

– Теперь я понимаю, что вы чувствовали.

– Однако всегда остается сомнение, не мог ли ты что-нибудь сделать лучше.

– И у меня тоже, сэр.

– Пять стволов против одного, Джо, и ты еще положил двоих. Не думаю, что сумел бы сделать больше на твоем месте.

Я надел шляпу и встал.

– Ты слышал новости про Саванну Блейзек? Сегодня утром ФБР вышло на ее след в округе Сан-Диего – ранчо Санта-Фе. Двое свидетелей видели Саванну там. Оба опознали ее по фотографиям, показанным на вчерашней пресс-конференции. Но когда Марчант прибыл туда, она уже исчезла. Он просто упустил ее.

– Она была одна?

– Пока неизвестно. Марчант не рассказывал.

Прихватив по дороге в придорожном кафе упакованный ленч, я направился домой. Еда пахла довольно аппетитно.

Мой старый "мустанг" недовольно урчал в непрерывных пробках от светофора до светофора, пока я наконец выехал на скоростное шоссе. "Мустанг" – модель 1967 года, довольно редкая, и я прилично повозился, чтобы ее восстановить. У нее "родной" приборный щиток и набор инструментов. Чтобы поднять мощность, пришлось кое-что заменить в моторе. Но какой кайф, когда ты врубаешь ее и голова откидывается назад при каждом переключении скоростей.

Но на дорогах округа Ориндж в шесть вечера приходится двигаться ненамного быстрее пылесоса в гостиной. Проехав всего милю по скоростному шоссе, я свернул с него и в сопровождении тысяч других автомобилей доплелся до дома.

Выложив упакованный ленч на поднос с ячейками, который держу на этот случай, я приступил к еде, одновременно прослушивая телефонный автоответчик. Сообщений было намного меньше, чем днем ранее. С большинством людей, с которыми надо было связаться, я уже переговорил. Все запросы и предложения от печатных изданий, радио и телевидения я пропустил, остановившись только на сообщении Джун Дауэр из компании "КФОС". Она звонила уже третий раз и просила принять участие в ее ближайшем дневном ток-шоу.

Я перезвонил, чтобы сказать ей "нет" и освободить от необходимости новых телефонных звонков.

У Джун Дауэр был довольно приятный голос, и она поблагодарила меня за звонок. Я стал объяснять, почему не могу принять участие в передаче, но она прервала меня, сказав, что ее станция относится к общественной системе вещания и имеет социальную направленность. Она также объяснила, что ее шоу "Воистину живой" построено на прямом эфире с интересными личностями, но не из праздного любопытства и с целью покопаться в чужом белье, а получить объективную информацию. По ее словам, их интересуют не "сенсационные личности, которым нужна известность, а обычные люди в наиболее драматичные моменты их жизни".

Джун Дауэр сказала, что ее всегда интересовала моя история, с тех пор как она услышала о ребенке, которому отец выплеснул в лицо кислоту. Она видела некоторые фотоснимки в местной печати, когда мне было шесть лет и я выступал в младшей лиге. Она вспомнила большой разворот с моей фотографией в двенадцатилетнем возрасте и цветное фото на обложке одного журнала. Еще она добавила, что давно хотела взять у меня интервью, и довольно точно припомнила содержание статьи в "ABC". Тогда мне было восемнадцать, я оканчивал среднюю школу в Фуллертоне, где, помимо прочего, изучал историю и теорию полицейского дела.

– Прошу извинить, но я не смогу, мисс...

– Дауэр, Джун Дауэр.

– Я не могу дать интервью, мисс Дауэр.

– Не можете или не хотите?

– Не хочу.

В трубке повисла тишина. Мне было слегка неловко отказывать ей. Я вообще не люблю огорчать людей.

– Джо?

– Да, мэм. То есть я хотел сказать, миссис...

– Просто Джун, Джо. Джун. О'кей?

– Хорошо, Джун.

– Джо, выслушайте меня. Почти всю жизнь мне хотелось побеседовать с вами. Когда мы оба учились в шестом классе, я даже написала о вас репортаж. Вы идеально подходите для "Воистину живого". Давайте же, Джо. Дайте мне шанс. Вы же выступали в передаче этой дамочки на седьмом канале, которая картинно утирала слезы на своем подтянутом косметологом личике, выпячивая сочувствие. Я видела все это, Джо. Она просто использовала вас.

– Использовала? Но зачем?

– Вызвать у зрителей жалость. По-моему, это было отвратительно. Но это был коммерческий телеканал, а мы – общественная радиостанция. Мы нищие!

Это меня убедило.

– Хорошо, – согласился я. – Спасибо, что вызвал у вас интерес.

Она вздохнула.

– Джо, вы должны это сделать, и знаете почему?

– Нет.

– Потому что, кроме вас, есть другие маленькие мальчики и девочки, которым еще предстоит пройти через то, что пережили вы сами. И может, в еще худшем варианте, чем у вас. И вот эти маленькие человечки сидят в своем темном и тесном... аду... размышляя, зачем все это продолжать? Да, Джо, мы не знаем наверняка, но всегда есть вероятность, что такой человечек услышит вашего "Воистину живого" на нашем канале. А услышав, поймет, что у него тоже есть шанс.

Я обдумал ее слова. У нее был приятный, нежный и убедительный голос.

– Вы считаете, что воодушевление лучше жалости?

– Я так считаю, Джо. Воодушевление заставляет слушателей оглянуться вокруг. А жалость всего лишь доставляет им удовольствие от сознания, что они избежали вашей ситуации.

– О'кей.

– Так вы сделаете это?

– Да.

– Возможно, это не доставит вам много радости, Джо. Но я лично буду счастлива. А может, и еще кто-нибудь из тех, о ком мы даже не подозреваем.

– Рад доставить вам удовольствие.

Но когда мы обговорили час и день встречи и Джун Дауэр сообщила мне адрес "КФОС" в Хантингтон-Бич, я уже начал сожалеть о том, что согласился.

Спустя два часа я выходил из машины на улице у конторы Алекса Блейзека. Это было здание в промышленном районе Коста-Меса – ограды из металлических цепей, темнота и лай сторожевых собак.

Перепрыгнув через ограду, я прошел к входной двери. Затем набрал номер Блейзека на своем "мобильнике". Нащупав ручку замка, вошел внутрь и отыскал выключатель. Прослушал свой голос на автоответчике Блейзека. Заметил блок сигнализации на стене. Как только его телефон закончил прием моего сообщения и отключился, я запросил по нему точное время и положил трубку рядом с аппаратом. Теперь я мог спокойно проверить все сигнальные устройства, но никто не мог сюда дозвониться с запросом.