Т. Паркер - Безмолвный Джо

– Ну, это лишь один из множества таких эпизодов.

Я обернулся к ней. Мать улыбалась, но я заметил, как из-под оправы ее очков выкатываются слезинки. Голос ее звучал слабо и надтреснуто, словно морской ветер разрывал его.

– Я так любила этого сукина сына. Но иногда просто ненавидела. О чем я сожалею больше всего, так это о том, что Уилл умер, будучи мною ненавидим.

Я сразу направился к зданию тюрьмы, но не зашел в диспетчерскую. Несколько минут я трепался с Майком Стейчем, Великаном, надеясь привлечь внимание Сэмми Нгуена, и это сработало. Он окликнул меня и попросил подойти к решетке. Я придвинулся немного ближе.

– С Сэндз все получилось, – сказал я.

– Симпатичная бабенка.

– Но Алекс там практически не объявляется.

– Выходит, она одна. Ты можешь ей заняться.

– Мне не до этого.

Казалось, Сэмми что-то обдумывал.

– Два раза они его чуть не зацепили.

– Везунчик.

– И параноик. Это и спасает.

Великан не выдержал и проревел:

– Потому что эти федералы просто идиоты.

– Если уж говорить про одиноких девушек, то как поживает Бернадетт?

При этих словах Сэмми сразу взглянул на меня с подозрением:

– С ней все в порядке. А чего бы ей не быть в порядке?

– Это ты затеял разговор про одиночество, а не я.

Сосед Майк опять проснулся:

– Она одинока, Сэмми. Они все становятся одинокими – рано или поздно. Чем симпатичнее, тем раньше.

– Заткнись, Майк. Ты снова выводишь меня из себя.

Сэмми обхватил прутья двумя руками. Оранжевая тюремная роба висела на нем, как на подростке.

– Джо, ты хочешь назначить свидание Бернадетт?

– Нет. Но я подумал, что мог бы взглянуть на нее, если, конечно, ты не против. Просто убедиться, что с ней все в порядке.

Сэмми уставился на меня, гримаса замешательства перекосила его лицо.

– Зачем тебе это вдруг понадобилось?

– Ты выручил меня, а я помогу тебе.

– Я просил тебя достать хорошую крысоловку.

– Я не имею права передать тебе такую крысоловку. Но служители планируют разбросать в трубопроводах приманку с отравой.

Великан опять не вытерпел:

– Крысы передохнут и начнут вонять.

– Эта крыса у меня в камере, а не в каких-то трубах, – огрызнулся Сэмми.

– Но чтобы бегать туда-сюда, они ведь пользуются трубами.

– Если бы у меня была обычная пружинная крысоловка, я бы ее давно поймал.

– У меня нет возможности передать тебе такую крысоловку. Это запрещено. Ты можешь разломать ее и сделать заточку.

Сэмми обиженно надул губы.

– А вот я однажды сам сделал ловушку, – вступил в разговор Стейч. – Когда был во втором классе.

Раздраженный Сэмми сверкнул глазами.

– Это когда тебе было шестнадцать, что ли?

– Я отверну твою косоглазую башку, как только будет шанс.

– Благодарю Бога, что поместил меня в блок "Ж". Что за сволота вокруг – одни крысы и кретины.

– А ты повесься, – посоветовал Майк.

– У меня нет ни шнурков, ни ремня, да и за камерой ведется непрерывное видеонаблюдение.

– А ты проглоти язык.

– Когда человек задыхается, то срабатывает рефлекс. Заткнись, Майк. Прошу тебя. Я даже думать не могу, когда ты начинаешь трепаться. Как только ты разеваешь пасть, средний коэффициент интеллекта всего нашего блока резко падает вниз.

– Не надо быть гением, чтобы догадаться, что она сейчас одинока. Она и вправду одинока.

Бросив на меня короткий взгляд, Сэмми отошел от решетки, уселся на койку и снова принялся изучать ее фотографию.

– Что ж, Сэмми, ты здесь еще недолго пробудешь. Скоро состоится суд, и тебя либо отпустят, либо направят в другую тюрьму.

Он замотал головой.

– Меня освободят. Я невиновен. И верю в американское правосудие.

– Тогда удачи тебе, Сэмми.

Он снова взглянул на снимок подруги, потом подпрыгнул на кровати и снова приблизился к решетке, подзывая меня жестом. Я шагнул ближе, не спуская с него глаз.

– Попробуй разыскать ее в ночном клубе "Бамбук-33". Просто взгляни, нет ли ее там.

Я кивнул.

Майк Стейч не унимался:

– Она одна, Сэмми. Все они становятся одинокими.

Слово "одинокая" не шло у меня из головы, и я вспомнил о Рее Флэтли из отдела организованной преступности. По дороге я заглянул в контору управления шерифа и навестил его, чтобы просто поздороваться. У него на стене висела фотография. На снимке Рей стоял, зайдя далеко в реку, и, отклонившись назад, забрасывал, словно кнут, длинное удилище. Я спросил его о снимке, и Рей рассказал, что это на реке Грин, в штате Юта, а он уже давно предпочитает ловить нахлыстом.

Рей посмотрел на фото.

– Стоять в речной струе – непередаваемое ощущение. Поток идет прямо через тебя, вода подкатывает и уносится дальше. Трудно выразить словами и невозможно объяснить. Не каждому дано это почувствовать. Здесь важна не столько рыба, сколько сама река.

– Думаю, мне бы понравилось, – заметил я.

Мы пару минуту посидели, поговорив о тюрьме, о погоде, об "Ангелах". И когда затронули все темы – а это заняло немного времени, – я ушел.

Рей мне нравился. Он был мне близок по духу. Я не думаю, чтобы беседа с помощником шерифа с четырехлетним стажем уж очень подняла Рею настроение или облегчила ему жизнь. Возможно, и нет. Но в том и состоит, я полагаю, человеческая природа, что он может без особой причины зайти и поприветствовать хорошего человека.

Дженнифер Авила согласилась встретиться со мной вечером в офисе ИАКФ. Я проехал через шумные кварталы, которые в эти длинные и теплые летние дни выглядели еще живописнее. Когда я пересекал парковочную стоянку ИАКФ, мои ноздри щекотал аромат гриля, смешанный с дурманящим запахом домашнего вина, долетавший из-за ближайшей стены. Над кустами крупных бледных цветов вился дымок от барбекю. Вокруг музыка, голоса, смех.

Дженнифер, ждавшая меня у черного хода, вышла на улицу, закрыла дверь на замок, и мы двинулись вокруг здания. Ее сапожки с хрустом переступали по гравию.

– Может, пройдемся?

– Буду рад прогуляться.

– О, я ведь даже не поздоровалась, точно? Привет, Джо.

– Привет, мисс Авила.

Мне было тяжело на нее смотреть. Черные волосы и темно-карие глаза, гладкая кожа и темная губная помада, которой она пользовалась до романа с моим отцом. На ней было скромное желтое платье, которое почти не скрывало, а лишь подчеркивало ее прекрасные формы. Я впервые увидел ее руки.

У меня задрожали кончики пальцев. Мое восхищение, пусть и скрытое, казалось мне постыдным предательством по отношению к матери и отцу. Кроме того, я был зол на Дженнифер за то, как она сознательно привлекла к себе Уилла, пренебрегая Мэри-Энн.

У Дженнифер, несомненно, была эта самая "тайна". Уилл ее разглядел, да и я тоже.

Мы шли по многолюдной улице в тени цветущих магнолий и полотняных тентов.