Хеннинг Манкелль - Возвращение танцмейстера

– Не «нам», – сказал Джузеппе. – Мне. Я не отметаю эту версию. Но это маловероятно. У Авраама Андерссона были совершенно другие причины для переезда в Херьедален. И он ни от кого не прятался. Из того, что мы успели о нем узнать, вытекает, что он был очень общительным человеком, дружил с соседями, если их там можно так называть. Совершенно иной тип личности.

Они дошли до гостиницы. Стефана обозлило замечание Джузеппе, подчеркнувшего, что это он, а не кто другой, он и местная полиция ведет следствие. Его снова отодвинули в сторону. Умом он понимал, что раздражаться тут нечему, но ничего не мог с собой поделать.

– Что ты собираешься делать? – спросил Джузеппе.

Стефан пожал плечами:

– Уезжать.

Джузеппе помялся:

– А как ты себя чувствуешь?

– В какой-то из дней начались боли. Сейчас все прошло.

– Пытаюсь представить себя в твоей шкуре. Не получается.

Они стояли на крыльце гостиницы. Стефан наблюдал за воробьем, клевавшим дохлого червяка. Я и сам не могу представить себя в своей шкуре, подумал он. Мне до сих пор кажется нереальным, что девятнадцатого ноября я должен явиться в буросскую больницу для облучения.

– Покажи мне до отъезда это место, где стояла палатка, – попросил Джузеппе.

Стефан собирался уехать сразу, но отказать Джузеппе он не мог.

– Когда? – спросил он.

– Сейчас.

Они сели в машину Джузеппе и поехали на Линселль.

– Леса в этой части страны совершенно непроходимые, – внезапно нарушил молчание Джузеппе. – Если остановиться и пройти десять метров, попадаешь в совершенно другой мир. Ты это и сам заметил.

– Да. Заметил.

– Такому человеку, как Молин, наверное, было легче жить со своей памятью именно в лесу. Здесь время не движется. Никто его не беспокоит. Там, где ты нашел дневник, не было, случайно, еще одного мундира? Он совершенно спокойно мог бы его надевать, маршировать по тропинкам и кричать: «Хайль Гитлер!»

– Он сам пишет, что дезертировал. В горящем Берлине снял с убитого гражданскую одежду. Если я ничего не путаю, он сбежал из Берлина в тот же день, когда Гитлер покончил самоубийством. Но тогда Молин, судя по всему, этого не знал.

– Мне кажется, о самоубийстве Гитлера несколько дней молчали, – неуверенно сказал Джузеппе. – Потом кто-то выступил по радио и сказал, что фюрер пал на посту. Но может быть, я что-то путаю. Я не силен в истории.

Они повернули к дому Молина. На деревьях висели обрывки заградительной ленты.

– Надо бы прибрать за собой, – сказал Джузеппе сконфуженно. – Но мы передали дом дочери. Ты, кстати, видел ее?

– Не видел с тех пор, как мы с ней беседовали.

– Решительная дама, – сказал Джузеппе. – Интересно, знает ли она биографию отца. Надо с ней поговорить.

– Наверное, должна знать.

– Может быть, стыдится. Любому было бы стыдно, что его отец – наци.

Они вышли из машины и немного постояли, прислушиваясь к неумолчному шуму леса. Потом Стефан повел Джузеппе на берег к обнаруженной им стоянке.

Он сразу увидел, что кто-то здесь побывал после него, и резко остановился. Джузеппе удивленно посмотрел на него:

– Ты что?

– Не знаю. Мне кажется, здесь кто-то был.

– Что-то изменилось?

– Не знаю.

Он осмотрелся. На первый взгляд все было так же. И все равно он точно знал, что кто-то тут побывал. Что-то было не так. Джузеппе ждал. Стефан дважды обошел место, прежде чем понял, в чем дело. Тогда он сидел на поваленном дереве и крутил в руках еловую ветку. Поднявшись, он оставил ветку на земле там, где сидел. Теперь эта ветка лежала на тропинке у воды.

– Кто-то здесь был, – сказал Стефан. – Кто-то сидел на этом стволе.

Он указал на ветку.

– Можно снять отпечатки пальцев с еловой ветки? – спросил он.

– Вполне возможно, – сказал Джузеппе, вынимая из кармана пластиковый мешочек. – Попробовать-то никто не мешает. А ты уверен?

Стефан кивнул. Он точно помнил, куда положил ветку. А теперь она переместилась. Он ясно представил себе, как кто-то сидит на стволе, точно так же, как и он несколько дней назад, потом поднимает ветку и швыряет ее в сторону.

– Тогда надо вызвать собак, – сказал Джузеппе и вытащил мобильник.

Стефан посмотрел на опушку. Внезапно у него возникло ощущение, что рядом вполне может кто-то быть. Кто-то может за ними наблюдать.

И одновременно что-то шевельнулось в памяти. Что-то такое связанное с Джузеппе. Он задумался, но ничего не шло в голову.

Джузеппе разговаривал с кем-то по телефону. Он задал несколько вопросов, вызвал опергруппу с собаками и нажал кнопку отбоя.

– Странно, – сказал Джузеппе.

– Что?

– Пропала собака Андерссона.

– Как это – пропала?

Джузеппе пожал плечами:

– А вот так. Была – и нету. Хотя там все кишит полицией.

Они удивленно поглядели друг на друга. С ветки спорхнула птица и полетела к озеру. Они молча следили за ней, пока она не исчезла.

Арон Зильберштейн лежал на уступе скалы, откуда ему был хорошо виден дом Авраама Андерссона. Он направил бинокль и насчитал три полицейских автомобиля, два микроавтобуса и еще как минимум три частных машины. Из леса то и дело появлялся человек в комбинезоне. Он понимал, что именно там, в лесу, был убит Авраам Андерссон. Но пока он не мог приблизиться к месту преступления. Если будет возможность, он спустится туда ночью.

Он перевел бинокль. Собака, той же породы, что и та, которую он был вынужден убить у Молина, была привязана к тросу, натянутому между домом и деревом на опушке. Ему вдруг подумалось, что собаки могли быть одного помета или, по крайней мере, от тех же родителей. Мысль о собаке, которой он перерезал горло, вызвала приступ тошноты. Он опустил бинокль, лег на спину и сделал несколько глубоких вдохов. Слабо пахло влажным мхом. Над головой плыло облако.

Я ненормальный, подумал он. Я уже должен быть в Буэнос-Айресе, а не в глухих шведских лесах. Мария бы так обрадовалась, что я вернулся. Может быть, даже переспали бы с ней. Как бы то ни было, я бы сладко выспался и утром открыл мастерскую. Дон Антонио наверняка звонил сто раз и раздражался, почему стул, сданный им на реставрацию три месяца назад, все еще не готов.

Если бы в ресторане в Мальмё он по чистой случайности не оказался за одним столом со шведским моряком, говорящим по-испански, и если бы этот чертов телевизор был выключен и он не увидел бы лица этого убитого старика, все не полетело бы кувырком. Сейчас бы он уже собирался в «Ла Кабану».

Прежде всего, ему ни к чему было самонапоминание о том, что произошло. Он-то надеялся, что этот кошмар, преследовавший его всю жизнь, остался в прошлом. Он надеялся, что последние годы жизни он сможет прожить так, как и мечтал – в покое.

И один-единственный кадр в телевизоре изменил все. Попрощавшись с моряком, Арон покинул ресторан. Вернувшись в номер, он опустился на край кровати и долго сидел неподвижно, пока не принял решение. Он больше не пил в эту ночь. На рассвете он вызвал такси в аэропорт, находившийся в нескольких десятках километров от города. Приветливая женщина помогла ему оформить билет на Эстерсунд. Там его уже ждал прокатный автомобиль. Он заехал в город, снова купил палатку и спальный мешок, походный примус, кое-какую теплую одежду и карманный фонарик. Потом зашел в винный магазин и купил коньяк и вино, с расчетом, чтобы хватило на неделю. И наконец, купил в книжной лавке карту. Прежнюю он выкинул, как и кастрюли, примус, палатку и мешок. Кошмар повторяется, подумал он. У Данте в аду был круг, где грешников мучили одной и той же пыткой – все повторялось раз за разом. Он попытался вспомнить, за какой именно грех полагалась такая пытка, – и не смог.