Сергей Милушкин - Майнеры

– Напиши, когда родишь! Боже, я так волнуюсь, – говорила она на камеру, вытирая слезы, – мы тебя встретим, ни о чем не волнуйся, все будет сделано по высшему разряду.

На заднем плане поддакивал Виктор, он тоже улыбался, хотя и не так восторженно, и уж точно не утирал слезы. Но в чем его упрекать? Он спонсировал сумасшедшие выдумки Марго, старался угодить ей, иной раз и вовсе бездумно потакал – но не от глупости или желания купить ее любовь, ему хотелось сделать ей приятное.

И в самом деле, Марго так увлеклась приготовлениями к рождению дочери невестки, что депрессия отошла на второй план и за долгое время у нее случилась почти полностью трезвая неделя.

«Нужен ребенок, нужен ребенок, нужен ребенок», – твердил про себя Виктор, но откуда могло взяться чудо? Ему никогда не иметь детей. Он боялся, что она сойдет с ума или что-то в этом роде, если узнает правду.

Виктор спускался в подвал дома, открывал сейф, наливал полный стакан виски и смотрел на свой миллион, упакованный в плотные пачки. Он думал, можно ли за миллион долларов купить маленький орущий комочек. И приходил к выводу, что нельзя.

– Мы звонили Диме, хотели приехать к тебе все вместе, когда ты родишь, но он не берет трубку, – простодушным тоном продолжала Марго на записи, – наверное, на занятиях.

Когда же она сняла это видео? Света посмотрела на время. Видео от Марго пришло в пять часов вечера. Он мог быть на уроках или каком-нибудь факультативе. Да, мог. Но мог и не быть.

Света отложила телефон. Сердце ее билось, и, если бы не дочка с лицом ангела, она, пожалуй, позвонила бы Ларину прямо сейчас, в семь утра, и спросила его, что все это значит. Где, черт возьми, его носило, когда она корчилась в родовых схватках? Она имела право знать, потому что в последнее время он стал сам не свой. Света понимала – он переживал, что не получается обеспечить семью, особенно в такой момент, – наверняка корил, изводил себя.

Она взяла телефон снова, хотела набрать СМС, начала писать, но тут заерзала дочка, и вместо длинной тирады она написала: «Доброе утро, мы уже не спим». Сфотографировала лицо малютки и нажала «Отправить».

Когда он получил сообщение, сразу понял, что она взбешена. Телефон лежал на пассажирском сиденье «вольво». Радио в машине играло старый хит группы «Самоцветы» «Не надо печалиться», и он подпевал, шевеля губами.

Автомобиль, миновав оживленную улицу, свернул в незаметный переулок, проскочил узкоколейку, потом довольно долго ехал вдоль еще голой лесополосы, пока не уткнулся в приземистое одноэтажное здание серого кирпича, с черно-оранжевыми потеками из-под ржавого карниза.

Он решил не выезжать из города – слишком опасно. Банда ГТА в Подмосковье поставила на уши все правоохранительные органы, машины досматривали вооруженные автоматами полицейские с собаками, кое-где подтягивали армию – нечего и думать, чтобы проскочить с трупом в багажнике, завернутым в джутовый мешок.

На невзрачной табличке здания крупными буквами было написано: «Кремация животных», чуть ниже, на большом белом плакате, красными печатными буквами красовался прейскурант. «Животное свыше 60 кг – 8000 р.» – гласила третья снизу строчка.

Еще ниже болталась приписка с восклицательным знаком: «Захоронение трупов животных на территории Москвы и Московской области запрещено законодательством Российской Федерации».

Ларин позвонил в дверь.

Ночью он вспомнил, что пару лет назад отвозил кремировать немецкую овчарку родителей Светы по кличке Фрида, она скоропостижно умерла ночью с воскресенья на понедельник, он тогда обзвонил половину Москвы, пытаясь сообразить, куда деть ее труп. Проблему решил дворник, он и подсказал адрес, добавив, что город ему доплачивает за утилизацию мертвых животных, а он делится с владельцем крематория. От того требуется справка о кремации, на основе чего выплачиваются деньги. Выручку делят пополам.

Навстречу ему вышел старик неопределенного возраста, тот самый, что и два года назад. Кажется, его звали Миша.

– Что там у вас? – спросил он глухим безжизненным голосом, оглядывая «вольво».

– Ротвейлер, – сказал Ларин.

– Крупный?

– Килограммов шестьдесят.

– Сами дотащите? Мне надо глянуть.

– Он три дня пролежал на даче, воняет сильно, – сказал Ларин.

– Ничего, – ответил старик. – Такой закон. Вдруг там не ротвейлер, а что-то другое…

Ларин ждал этот вопрос. И все равно почувствовал, как взмокли ладони.

– Пойдем, – сказал он. – В багажнике.

Старик подошел к машине, скрестил руки.

– Ну. Открывай.

Ларин нажал на кнопку, дверца распахнулась вверх, не спеша развязал мешок, из которого с глухим стуком вывалилась черная с подпалинами голова, по которой ползали жирные зеленые мухи. Он тотчас закрутил мешок веревкой.

Старик кивнул.

– Точно справишься? А то могу помочь.

– Да, – сказал Ларин. – Дотащу. Я уже был у вас.

– Немца привозили, – сказал старик.

– Точно.

– Ладно, я составлю акт, а вы, если знаете, куда нести, идите.

– Конечно, – ответил Ларин.

Старик удалился. Ларин снова открыл багажник, откинул полог черной ткани и достал мешок. Крематорий работал с семи утра, и, когда Ларин позвонил, он думал, что план может выгореть, если старик до сих пор там работает. Мертвую собаку он купил у коммунальщиков, отлавливающих бродячих животных, за три тысячи рублей. Те удивились, но вопросов не стали задавать.

– Плати и забирай хоть всех, – сказал мутный тип с порезанным лицом в черной кепке. – Мы еще наловим. Обычно выкупают живых, мертвых – впервые.

– В анатомичку нужно, – сказал Ларин.

Подхватив тело Поляка, Ларин прошел через проходную и свернул влево по дорожке. Здесь располагалось такое же приземистое здание бледно-желтого цвета, из центра которого торчала высокая труба. С ее верхушки, прикрытой жестяным конусом от дождя, змеился бледно-серый дымок.

Он вошел в помещение, слева стояли две каталки, поодаль располагались ниши печи крематория. Недолго думая, Ларин взгромоздил мешок на одну из тележек.

– Готовы? – услышал он и вздрогнул, старик подошел очень тихо.

– Да.

– Подвозите и загружайте на поддон.

Ларин подкатил телегу к печи, перетащил тело в мешке на покачивающийся поддон с высокими краями и рывком задвинул его внутрь. Помедлил, потом рывком закрыл стальную крышку на засов.

Возле печи располагалась допотопная панель управления с градусником, выключателем, красной выщербленной кнопкой «Старт» и черной, полностью стертой «Стоп».

Старик встал около печи.

– Какая здоровая собака, – он сделал неопределенный жест подбородком.

– Да, – сказал Ларин. – Большая. Могу доплатить за вес. – Он был готов сам нажать кнопку «Старт», лишь бы побыстрее начать процедуру кремации.