Сергей Милушкин - Майнеры

Он извинился перед Фаиной Карповной и месяц ходил в магазин для нее за молочными продуктами и свежим хлебом. Разумеется, поклялся тетке, что такого больше не повторится, и с тех пор возненавидел Канье.

Какого черта?! Если поразмыслить хорошенько, таких эпизодов на его недолгом извилистом пути наберется на пожизненное заключение. Недаром говорят: «Любого человека, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать, за что» [7].

Он будет знать.

Лишь бы Ларин нашел его, прежде чем…

Процессия, возглавляемая тщедушным старичком, больше похожим на эльфа, нежели на человека (он и появился непонятно откуда), с огромными остроконечными ушами, в костюме, на два размера больше то ли для солидности, то ли просто другого не нашлось, достигла здания школы. За стариком шла Елена Викторовна из опеки, потом Денис, а позади него, прикрывая путь к бегству, – молодой цепкий юноша, выполняющий функции конвоира. Тот, что постарше, водитель, остался по ту сторону ограды.

Денис поднял голову и увидел вывеску – прямоугольный кусок желтого металла, покрытый пылью и царапинами, но блестевший, словно был отлит из чистого золота. Чуть пониже серебряного двуглавого орла было выгравировано: «Минобрнауки России». А еще ниже – заглавными черными буквами: «Федеральное государственное бюджетное специальное учебно-воспитательное учреждение для детей и подростков с девиантным поведением».

Буквами еще крупнее: «Специальное профессиональное училище закрытого типа № 41».

– Что за черт?! – вырвалось у него самопроизвольно. Он прекрасно знал значение слова «девиантный», в смысле отклоняющийся, преступный, как и начал понимать в целом, куда попал.

По спине поползли мурашки, он стал как вкопанный, но резкий тычок сзади буквально впечатал его в открытую дверь, которую удерживал старик в костюме на вырост, укоризненно покачивая головой.

– У нас запрещено ругаться матом, молодой человек, – сказал он утробным, каким-то мокрым, замогильным голосом. Из его рта несло отвратительной вонью, он, кажется, знал об этом и откровенно наслаждался реакцией собеседников.

Денис промолчал, хотя его так и подмывало ответить что-то типа: «Почисти пасть, папаша, кажется, у тебя там крыса сдохла». Или еще лучше: «Свежее дыхание облегчает понимание».

Кто-то в школе, он уже не помнил кто, пугал их в туалете подобными заведениями, мол, туда попадают те, кто вылетел из обычных интернатов и детдомов, в которых, как известно, тоже медом не намазано. К тому же, если ему не изменяла память, на одной из протокольных встреч для повышения морального облика старшеклассников, которые устраивала Песчинская, пока сама не загремела под следствие, перед ними выступал майор из полиции, пугая подобными штуками. Но… чтобы туда попасть, нужна статья, уголовная статья. Другими словами, это почти та же самая тюрьма или колония, только для малолеток. Он точно не знал всю эту иерархию, как, куда и за что туда попадают малолетние преступники, и знать не хотел.

– Налево, в кабинет начальника училища, – проскрипел старик, закрывая дверь на ключ.

«Значит, это не начальник, – подумал Денис. – Можно было и послать его в таком случае. Конечно, на начальника он не был похож, впрочем, кто их разберет, как они выглядят и на кого похожи. Если этот так выглядит, то начальник, судя по всему, настоящий гоблин».

В просторном, но пустынном фойе они повернули налево, поднялись на три ступеньки, затем пошли по коридору – решетки на окнах, на стенах – выцветшие плакаты по гражданской обороне, действия на случай ядерного взрыва, использование средств индивидуальной защиты, мероприятия при внезапном нападении, но Скокову бросился в глаза другой, висящий чуть поодаль. На нем старшеклассник закрывает рукой плачущего мальчугана, сжимающего в руках огромный красно-синий мяч. На поясе у мальчика болтается деревянная рогатка. И надпись в левом верхнем углу: «Этот вот кричит: „Не трожь тех, кто меньше ростом! Этот мальчик так хорош, загляденье просто!“» Буквами поменьше чуть ниже указан автор: «В. Маяковский». Кажется, они проходили Маяковского в седьмом или восьмом классе, но что-то он не мог припомнить такого двусмысленного стихотворения.

Молодой подтолкнул его сзади, Денис фыркнул, дернул плечом, показывая, что терпеть тычки долго не намерен.

Спертый казенный воздух заведения не располагал к веселью, и, хотя ему хотелось высказаться по поводу плаката, все же он решил промолчать.

ЕМУ НЕ НРАВИЛОСЬ ЭТО МЕСТО.

Тревожное, пугающее, угнетающее своей тишиной и – решетками на окнах. Ни одного человека вокруг.

Он почувствовал нарастающее волнение, даже страх, который списал на то, что собираться пришлось впопыхах, не предупредив Ларина.

Наконец около одной из дверей Елена Викторовна остановилась, сверкнув очками. Она выпрямилась, видно было, что ей тоже не слишком здесь нравилось, – плотно сжатые губы, неуверенные бегающие зрачки – она старалась не встречаться с Денисом взглядом, словно осознание того, что она делает, не даст ей уснуть еще долгие месяцы.

Она постучала и, дождавшись безликого «войдите» откуда-то издалека, отворила дверь.

Глава 44

Ларин воспользовался навигатором, чтобы понять, где находится. В ту ночь, прежде чем замуровать пол в подвале школы над хранилищем, куда они со Скоковым спустили всю технику, ему пришлось взломать одну из двух железных дверей, замыкающих подземную галерею.

Сначала он попытался воспользоваться фомкой. Загнав острый конец между дверью и косяком, надавил что было сил. Послышался сухой треск сдираемой краски и крошащегося металла, но дверь даже не дрогнула, она была словно вмонтирована, приварена к стене.

Прислушавшись, он решил, что терять особо нечего: наверху ночь, но даже днем громкие звуки из подземелья вряд ли бы достигли поверхности. Это его единственная возможность спасти положение. В шесть часов вечера, если верить словам Успенского (а не верить ему было глупо), случится нечто опасное. Уберечь оборудование любой ценой. На второй комплект он никогда не соберет деньги, это было ясно. Слишком дорого. Слишком опасно, чтобы начинать все заново. Наверняка за школой установлена круглосуточная слежка, вывезти технику в безопасное место не получится, к тому же его еще нужно найти.

Он попробовал нажать дверь плечом, одновременно помогая фомкой. Никакой реакции.

Теперь, когда он приладил в галерее несколько светодиодных фонарей, находиться здесь было не так тревожно: необычная тишина, обволакивающая подземелье, постепенно стала ему даже нравиться – обострялись чувства, ум, кажется, работал быстрее и прозрачнее, решения принимались четче, без колебаний.