Дерек Тремейн - Как раскрыть убийство. Истории из практики ведущих судмедэкспертов Великобритании

В таких обстоятельствах нам приходилось работать, и, как правило, никто не беспокоился о том, что мы будем делать, если все пойдет наперекосяк. Меня как молодую девушку это тревожило, и могу уверенно сказать, что среда была моим нелюбимым днем недели. Одно дело — знать, что к тебе на помощь прибежит толпа лаборантов, и совсем другое — находиться рядом с бывшими супругами.

Глядя на происходящее с точки зрения требований современной техники безопасности, я убеждена, что мы находились в зоне риска, где скандал мог разразиться в любой момент. Если бы ситуация вышла из-под контроля — начались бы крики, ругательства, удары, пинки, средние и тяжкие телесные повреждения, — нам некуда было бы сбежать из тесного помещения. Посетители могли устроить разборки, и, чтобы этого избежать, мы просили мужчин дожидаться своей очереди в коридоре подальше от двери доктора Гранта. Женщин, детей и других родственников я приглашала разместиться у себя в кабинете, где они терпеливо сидели на жестких пластиковых стульях. Мне было сложно печатать или совершать звонки перед целым залом зрителей, которые подслушивали разговоры на судебно-медицинские темы и пристально следили за каждым моим движением, да будут они все здоровы.

Женщинам не оставалось другого выбора, кроме как занять все мое рабочее пространство, потому что вместе с ними приходили многочисленные родственники. Малыши сидели на полу и занимались игрушками. Мне это не мешало до тех пор, пока не появлялась необходимость пробраться к двери через скопище ног, чтобы воспрепятствовать ссоре. Супруги и их дети узнавали голоса друг друга, что было очень грустно, если малыши скучали по отцам. Иногда враждебная атмосфера в моем кабинете накалялась до предела, но в большинстве случаев мне удавалось поддерживать баланс. Хотя каждую неделю вопрос, как будут развиваться события, оставался открытым.

Мы не могли ничего поделать, если посетителям хотелось проводить время за пределами моего кабинета, потому что все пациенты в конечном счете посещали одно и то же помещение — лабораторию доктора Гранта. Оставалось только надеяться, что супруги выйдут из отделения разными коридорами и покинут территорию больницы без происшествий.

Я помню, как в эти дни быстро менялась окружающая обстановка, когда вдруг раздавался тяжелый звук шагов и за дверью посетительницы слышали знакомый мужской голос. Состояние повышенной боевой готовности наших сотрудников все равно не спасало от периодических агрессивных выпадов. Не раз бывало, что супругов приходилось физически разнимать. К счастью, эти случаи происходили до моего появления. У нас считалось, что если пара устроит скандал в другом отделении, то ответственность за их поведение берут на себя другие люди. Это спасительное правило вселяло в меня уверенность, потому что каждую среду после обеда неминуемо наступали тяжкие испытания.

(Рассказывает Дерек.)

В отличие от Полин, я работал техником-лаборантом, имея дело с тканями и частями тел, поэтому вскоре отделению понадобилась моя собственная кровь. Однажды доктор Грант решил из любопытства сделать мне анализ крови и обнаружил, что у меня очень распространенная группа — первая положительная. Многие знают, что первую группу крови можно переливать любому пострадавшему в отделении неотложной помощи. Первая отрицательная — как раз та самая универсальная кровь, которую используют для переливаний. У меня была положительная, поэтому она не годилась для этих целей. Но доктору Гранту моя первая положительная помогала проверять резус-фактор других пациентов. Используя мою кровь как контрольный образец, доктор Грант определял резус-фактор детей и младенцев. Для этого он смотрел, есть ли у образцов реакция на мою положительную кровь. Если кровь пациента от моей сворачивалась, то резус пациента был отрицательный, а если реакции не было — кровь не сворачивалась, — то наши резусы были совместимы, то есть оба положительные.

Внезапно у меня стали брать кровь каждую неделю. Разумеется, я не был в восторге от этих кровопусканий по средам, но я был вынужден идти на эту высокую жертву. В то время у нас не было другого выбора, потому что все это происходило задолго до современных достижений в области генетики и высоких технологий. Иногда я чувствовал себя подушечкой для булавок.

Была еще одна малопопулярная отрасль, в которой специализировался доктор Алан Грант, — исследование спермы. Иногда к нам в отделение заходили мужчины и высказывали подозрения, что жены им изменяют. Часто у них при себе были женские трусики, которые они потихоньку доставали из стирки, а один раз нам даже предложили целую простынь. Эти вещи я исследовал на наличие спермы. Для отделения судебной медицины это была не вполне обычная практика, поэтому я не понимал, откуда людям в принципе известно, что я могу находить на материале сперму. Но каким-то образом слухи распространились.

Однажды ко мне в кабинет постучал мужчина. Весь его вид говорил о том, что он точно знал, кто может ему помочь. Едва я представился, он очень возбужденно и торопливо объяснил мне, что подозревает свою жену в неверности. У нас завязался разговор, и тут он неожиданно вытащил из кармана пластиковый пакет с трусами жены. Я был слегка потрясен, но мужчине было важно, чтобы я исследовал для него эту вещь.

В то время я занимался судебно-медицинской экспертизой спермы и у меня всегда были наготове нужные реагенты, что значительно ускорило процесс тестирования. Он дожидался результата у меня в кабинете, пока я в течение полутора часов исследовал материал. Мне удалось обнаружить следы спермы на трусиках.

Было жаль расстраивать мужчину плохими новостями. Он явно испытал потрясение, когда самые худшие его подозрения оправдались. Но он удовлетворился результатами и даже нашел в себе силы спросить, сколько он мне должен за выполненную работу. Я отказался от платы, но он все равно засунул мне десятку в нагрудный карман халата.

Иногда я получал отрицательные результаты, но мне всегда было грустно, если они оказывались положительными.

Для обнаружения спермы материал нужно было исследовать на наличие простатической (то есть получаемой из простаты) кислой фосфатазы — фермента семенной жидкости. Прежде всего я определял, была ли поверхность материала с пятнами влажная или сухая. Если ткань уже высохла, то я смачивал ее несколькими капельками слабого физраствора (водный соляной раствор) из пипетки. Теперь я мог получить отпечаток влажного пятна с одежды (или простыни) на фильтровальной бумаге. Далее все манипуляции я проводил без взаимодействия с настоящим пятном, чтобы оно оставалось в первоначальном виде и сохранило свои свойства для дальнейших исследований.