Марина Серова - Варшавская вендетта

— Что такое?

— Когда мальчик вернулся, да не один, а с адвокатом, да судейскими чиновниками, и по закону начал тетку с дядей выгонять, да имущество описывать, мы, честно сказать, обрадовались очень. Подумали, что теперь начнется жизнь новая, счастливая. И у Марека, и у нас заодно. Да не тут-то было! Теперь, чую, Людвиг отыграется на нас по полной!

— Каким это образом, любопытно?!

— Когда не мытьем, так катаньем, вернет себе поместье!

— Можешь не переживать, этого никогда не случится! Марек вернул наследство отца совершенно законным способом! Наоборот, это Людвиг с Ядвигой пользовались многие годы чужим имуществом!

— Я это хорошо знаю. Но все другие как же?!

— Кто именно?! — не сразу поняла я.

— Все те люди, кто читают газеты! Они прочтут, станут Марека считать вором и мошенником. Там и до тюрьмы недалеко! В убийстве мальчика уже подозревают, так что же дальше?!

Несмотря на пещерное представление о судебной системе страны, в одном Броня была права: общественное мнение — великая сила. И если нападки на Марека в прессе продолжатся, сложно предсказать, чем именно это может кончиться. Но уже сейчас понятно, что ничем хорошим.

Поразмышляв об этом немного, я решила, что нужно действовать немедленно, и связалась с паном Ковальским.

— Добрый день, Ян, — вежливо поздоровалась я, — ты читал сегодняшнюю прессу?

— Здравствуй, Женя. Разумеется, читал. — По тону адвоката сложно было понять отношение ко всему прочитанному.

— Нужно что-то делать! Подготовить какой-то универсальный документ, что мы могли бы разослать по всем редакциям. Там обязательно должно говориться о лживости публикуемых ими сведений. Мы должны заявить протест, потребовать прекратить писать пасквили и опубликовать опровержение этой информации.

— Я уже приступил к созданию иска. Но проблема в том, что это, по большей части, желтые листки.

— Что, прости? Боюсь, я тебя не очень хорошо понимаю, Ян.

— То, что называют «желтой прессой», газеты, которые смакуют различные скандалы и сплетни.

— Если бы они представили историю, что произошла с Мареком, на суд широкой публики, как пикантную сплетню, можно было бы думать о целесообразности иска. Но они, все как один, напечатали заведомую ложь! И мы обязательно должны заявить протест! Иначе это может иметь негативные последствия для Марека.

— Но руководители этих газет привыкли к недовольным выпадам и протестам.

— Правильно, поэтому иск должен быть грамотно составлен. И если до этого дойдет, мы направим документ в суд! Они должны это осознавать!

— Я понял, Женя, обязательно все сделаю.

— А как продвигаются дела с архивом?

— Только что оттуда, бился бог знает сколько времени. Но раздобыть документы сегодня не получится.

— Понятно, — медленно протянула я, думая, как именно донести эту информацию до Марека, чтобы не расстроить паренька еще больше.

— Но у меня есть и хорошая новость, — тем временем продолжал Ян.

— Правда?! Какая?!

— Рассмотрев наш иск, полицейское управление заново открывает дело о гибели Льва и Златы Збигневых в автомобильной аварии.

— Правда?! Но не далее как вчера лейтенант нам целую лекцию прочел о ненадежности показаний Марека. И, повторюсь, он прав, показания парня не зачтутся в суде. Или адвокат Людвига Збигнева просто разобьет их в пух и прах.

— Полицейские и не планируют ссылаться на эти показания. Как и не планируют пока привлекать Людвига к ответственности. Ведь Марек — единственный свидетель. Но они тогда так и не выяснили, кто именно угнал грузовик со стройки. И теперь слова парня породили сомнения. И начальник управления распорядился возобновить расследование.

— Что ж, это действительно хорошая новость, я передам ее Мареку. Спасибо за помощь, пан Ковальский.

— Договорились ведь, просто Ян.

— Спасибо, Ян.

В тот день больше не было ни хороших, ни плохих новостей. Он прошел мирно и спокойно без особых происшествий.

Примерно до обеда Марек работал.

Потом мы вместе съели традиционный томатный суп, польские колбаски с отварным картофелем и запили все это чаем с яблочным штруделем. А после обеда не-много прогулялись по заснеженному лесу.

Я рассказала Мареку о новостях.

Мы спокойно обсудили этот момент, и молодой человек рассудительно заверил, что понимает: радоваться пока рано. И нам предстоит еще, похоже, не одна битва. Но маленький шаг к победе уже сделан.

После прогулки Марек заявил, что чувствует вдохновение, и отправился работать. Трудился молодой человек до самого ужина.

Я в это время вроде как бесцельно сновала по поместью. Посетила конюшни, полюбовалась на красавиц лошадей. Конюха, к сожалению, не встретила. Забрела на кухню, поболтала с поварихой. Зашла в гладильную комнату, обменялась парочкой мнений о разных вещах с работающей там Павлой. Встретила на лестнице Марию Карловну, задала экономке несколько важных вопросов.

Только особо ценных сведений, к сожалению, не раздобыла. Кроме того, что уже и так знала. Что ж, пока придется довольствоваться тем, что имеется.

На следующий день за завтраком мы с Мареком болтали о разных мелочах и обсуждали свои планы на день.

Молодой человек собирался снова поработать в ожидании новостей от Яна, а я придерживалась мнения, что нам нужно навестить Людвига и попытаться с ним поговорить.

От Марии Карловны я знала, что несколько лет назад Людвиг с Ядвигой приобрели большую двухэтажную квартиру в старинном доме, расположенном практически в центре города у парка. Там некая компания выкупила все квартиры, произвела ремонт с перепланировкой и превратила обычное жилье в роскошные элитные апартаменты.

Мария Карловна не без доли злорадства сообщила, что супруги хоть и приобрели дорогое жилье, продолжали обитать в поместье. А там ни разу не ночевали даже. До того момента, пока не вернулся Марек с судебным решением и не выселил их из поместья.

Теперь Людвиг жил там один. И я полагала, что мне пора было познакомиться с дядюшкой. Хочется составить собственное мнение об этом человеке. Прояснить некоторые моменты, а может быть, и узнать подробней о его намерениях.

Но Марек сам наотрез отказался ехать к дяде. И настойчиво просил меня этого тоже не делать.

Я нехотя согласилась повременить и задумалась.

Молодой человек вел себя немного странно. То есть, строго говоря, Марек всегда был не таким, как все окружающие, особенным человеком.

Таким, например, как в первый день нашей встречи. Он мог говорить метафорами или изъясняться образами. А мог даже начать уверять, что видит ауры людей и способен по их свечению узнать чужое настроение.

Я научилась это принимать спокойно. Резонно полагая, что все творческие люди особенные. А многие гении, которых знает мировая история, были, что называется, с чудачествами. А все, кто слышал музыку, написанную Мареком, да еще в исполнении автора, признавали, что паренек гениален.