Ирина Меркина - Сверху видно всё

На следующий день она сослалась на необходимость заниматься в библиотеке и снова поехала в город. Заскочила к себе, взяла кое-что необходимое, потом заняла наблюдательный пост у дома Грищенко и стала ждать. Злополучного фотографа она узнала сразу — он вышел, но вскоре вернулся с тощим белым пакетом, наверное, ходил в магазин. Ира знала номер квартиры, но заходить побоялась — вдруг Грищенко живет не один. Она караулила целый день, благо неподалеку находился Макдоналдс, где можно было перекусить и сходить в туалет. После этих отлучек Ирина набирала домашний номер фотографа, чтобы убедиться, что птичка по-прежнему в клетке.

Никакого четкого плана у нее не было. И если бы Грищенко не подставился сам, она бы еще долго выбирала момент, не зная, как к нему приблизиться. Но к вечеру он снова появился на пороге (Ира стояла уже около самого подъезда, чтобы в темноте не пропустить объект наблюдения) и неуверенными шагами направился куда-то — по счастью, не в метро, где она неминуемо бы его потеряла.

Ей повезло несказанно. Он зашел во второсортный ночной клуб под мерцающей безвкусной вывеской. Дальше Ира уже знала, что делать: накрасилась при скудном свете автомобильной лампочки — пусть неаккуратно, но она ведь не собирается играть светскую даму, — надела мамин черный парик, поменяла утепленные джинсы на короткую кожаную юбку и ажурные колготки. И проскользнула в подозрительное заведение.

Подцепить этого лоха оказалось проще простого. Ира не лезла к нему с разговорами, да и вести их было бы затруднительно из-за бьющей по ушам музыки. Она лишь выяснила главное — он живет один. Больше сидеть в клубе и травиться кислотными коктейлями не имело смысла.

Ира Венецианова не была ни воровкой, ни проституткой, но в наркопритоне у Тото, где ей пришлось прожить несколько месяцев, она наслушалась всякого и про все, поэтому теоретический опыт у нее был немалый. Опыт не подвел: от клофелина, который так расхваливали девчонки, парень действительно вырубился мгновенно. Ира достала из сумочки ампулку с героином (жаль тратить последнюю, на всякий случай запасенную порцию, на такое чмо, но ничего не поделаешь), зарядила одноразовый «баян» и профессиональным движением вколола фотографу в вену. Да оказалось, что не так уж профессионально — после укола из вены потекла кровь. То ли Ира потеряла квалификацию, то ли у парня оказались такие слабые сосуды. Тут она запаниковала: ей показалось, что препарат может частично вылиться вместе с кровью, а значит, «золотой укол» не подействует. Ира лихорадочно нашарила в сумочке платочек и флакон духов, своих любимых, подарок Макса, с которыми она не расставалась, впопыхах выплеснула на платок чуть ли не половину и прижала к кровоточащей руке Грищенко. В комнате запахло, как на альпийском лугу, платок сразу стал из белого розовым, но кровь понемножку унялась.

Она бросилась к картонным коробкам и папкам, которые заполняли полкомнаты и явно были архивом фотографа. Заглянула в одну, другую — паскудных снимков не было. Искать их всерьез в этих залежах не имело смысла — это займет не меньше месяца. Наверное, стоило прежде заставить Грищенко показать фотографии, наплести что-то… Но теперь уже поезд ушел. Оглянувшись на неподвижное тело, ничком лежавшее поперек складного дивана, Ира вдруг растерялась. Она убила человека, угрожавшего ее счастью, он теперь не сможет никого погубить, но ведь его труп в конце концов найдут! Найдут, изучат архив и обнаружат компрометирующие снимки!..

Она почувствовала страх и слабость, но расслабляться было некогда. Семь бед — один ответ. Она стала вытаскивать коробки и папки и вытряхивать их содержимое на середину комнаты. Пленки летели в разные стороны и цеплялись перфорацией за колготки, когда Ира уминала их ногами. Еще, еще! Наконец на полу выросла цветная куча. Ира поднесла к ней зажигалку. Пленка свернулась в трубочку и выпустила кверху лоскут пламени, какой-то пейзаж потемнел, покрылся копотью. Пора было уходить. Ира еще забежала на кухню, протерла все, за что бралась, гигиенической салфеткой и выскочила из квартиры, откуда уже медленно тянуло паленым целлулоидом.

Это был единственный день, когда она ночевала дома, а не с Максом на даче. По дороге окровавленный платок, порванные колготки и использованный шприц со вскрытой ампулой отправились в мусорный контейнер, а парик вернулся в мамин шкаф. На следующий день отличница Ирочка уже с утра сидела в библиотеке и старательно готовилась к экзамену. Так, на всякий случай, чтобы ее здесь видели.

Одна проблема была решена. Оставалась вторая, может быть, не столь опасная, но вполне реальная — Валька Красильников, который никогда ничего не запоминал, но мог вдруг и очень некстати вспомнить про фотографии и про место, где они были сделаны. В таком месте, в таком положении Мадонна Ирина никак не могла оказаться. Лучше было умереть.

— Батюшки святы! — воскликнул Великий Журналист, застыв посреди коридора и раскинув руки, объемистыми окорочками торчащие из коротких рукавов футболки. — Глазам своим не верю! Максим Федорович! А мы уже панихиду по тебе справлять собрались!

— Какую панихиду? — беспомощно спросил Потапов. Он сидел за своим столом постаревший и какой-то обвисший, словно сдутый шарик. Вокруг постепенно собиралась толпа.

— Максим Федорович, мы же думали, что вы утонули в Таиланде, — жизнерадостно прощебетала секретарша Света. — Вас уже милиция спрашивала. Они сегодня снова звонили.

— Какого черта? Я не был ни в каком Таиланде! Откуда взялись эти слухи? Я только одному козлу, родственнику, соврал про Таиланд, чтоб не приставал на праздники. Послушайте, я ничего не понимаю — что происходит? Какая милиция? Я был на даче! У меня пропала невеста!.. Я не знаю… где ее искать…

— Найдется невеста, никуда не денется, — раздался сзади успокаивающий голос. — Такое добро не пропадает. А мы тут без тебя такую штуку сделали, смотри!

Маленький бильдредактор Мозров положил руку на плечо Потапову и торжественно раскрыл перед ним свежий номер журнала. Весь центральный разворот занимал бескрайний пейзаж, снятый с высоты птичьего полета. Внизу была какая-то деревенька, поле, покрытое яркими лепестками парашютов, на горизонте синел лес. Но больше всего там было неба, полного ветра, солнца и свободы, неба почти бесцветного и без облаков, но такого свежего и объемного, какое получалось только у великого Потапова на его лучших снимках.

— Кто-нибудь еще хочет? — спросил Олег, сверкая белоснежными зубами. И посмотрел на Карину.

Карина безразлично пожала плечами и отвернулась. Она уже жалела, что согласилась на эту поездку. Но с легкой руки Лены и по приглашению инструктора Олега в первые же солнечные весенние выходные на поле парапланеристов отправились все, даже участковый Барабас и вечно работающий Любочкин муж Паша. И Карину они тоже потащили с собой, только зачем, неизвестно.