Елена Дубровина - Шрам на ладони

— Чтоб без шума? — догадался Толян. — Не дураки, понимаем: жилой дом, соседи и прочая хренотень.

— Это само собой. Батя говорил о другом: убрать надо не только бабу, но и ее ребенка.

В комнате зависла тишина. Только разбросанные пакетики шуршали от сквозняка.

Глаза молчавшего Негатива и без того всегда розоватые, как у кролика, покраснели.

Первым паузу нарушил Толян:

— Сколько?

Наводчик скромно пожал плечами:

— Батя обещал в двойном размере.

— Нет, я говорю — сколько лет ребенку?

Снова зашелестели пакетики.

— Шесть, — ответил Варламов.

— У меня, блин, племянник такой, шесть с половиной, — сказал Толян, и снова наступило молчание.

Негатив долго беззвучно шевелил губами и в конце концов проронил веско:

— В тройном.

Толян рассеянно оглянулся на него: ему вовсе не хотелось показаться трусом. Поддержал:

— В тройном — это не считая того, что за бабу.

— Я передам ваши условия шефу, — пролепетал Наводчик, поднимаясь. — Он вам перезвонит. Не расходитесь, пожалуйста.

И неуклюже засеменил прочь — пока «дубки» не передумали.

— Алло, это ты, сынок? — снова густой, повелительный бас. — Мне посыльный все передал. Ну, вы деловые, ха-ха-ха. Хвалю за хватку. Согласен, но только без аванса. Вся сумма — после операции. Наличными. Молодцы, я так и знал, что хвосты не подожмете. Верю в вас, сынки!

Отбой. Короткие гудки.

Прокашлялся. Перевел дух.

Он снова был самим собой: красивый, спокойный, умный и уверенный.

Сегодня со свидетелями будет покончено.

Алиби на час ночи он себе обеспечит.

И Юрия Варламова ждут новые горизонты.

Анжелика, наверное, совсем издергалась: столько времени супруг не является домой. Хотя она, по правде говоря, волноваться себе не позволяет: считает, что от этого портится цвет лица.

Но он-то, Геннадий, как по ней соскучился! И по ее домашней стряпне, источающей аппетитный запах пряностей — тоже. И по кипенно-белым крахмальным простыням. И просто — по нормальному человеческому сну.

Он отпустил группу захвата и мог уже отправляться домой. Мог и… не смог.

«Почему же все-таки налетчики не появились? Не раскаялись же они, в самом деле. Не решили внезапно «завязать». Что-то тут не то. Что-то им помешало. И единственное, что могло их спугнуть, это…»

Рыжая головка Вани так и стояла у него перед глазами. Кудряшки, веснушки…

В голове навязчиво мелькало что-то из классики: «И все тошнит, и голова кружится, и мальчики кровавые в глазах… мальчики… кровавые…»

Лина отвела ребенка домой. Причем вела, по ее словам, не скрываясь. В своей приметной лисьей шубе. Приметной, как… как самая удобная мишень!

Да и по рыженькой ребячьей шевелюре тоже стреляй — не промахнешься. Легкая добыча даже для новичка-охотника. А у бандитов опыт за плечами — ого-го, какой.

Господи, зачем, ну зачем он дал «вольно» группе захвата? Идиот, кретин!

Анжелика подождет.

Подождут и крахмальные простыни, ничего им не сделается.

И остывшую стряпню не сложно подогреть.

Сейчас он должен предотвратить беду.

Две большие звезды тускло мерцали на петлицах темно-синей формы старшего советника юстиции. Начальник следственного отдела был мрачен, его недовольный вид не сулил Дементьеву ничего хорошего.

— Вы переутомились, Геннадий Иванович, — говорил начальник пока еще мягко, по-отечески, однако чувствовалось, что он с трудом сдерживает раздражение.

Что ж, это можно понять: начальство — тоже люди, им ненормированный рабочий день так же в напряг, как и простым смертным.

— Возьмите отпуск, Геннадий Иванович. Съездите куда-нибудь. Где тепло, где пальмы. И шум прибоя.

Геннадию было сейчас не до соблюдения субординации и даже простой вежливости:

— Андрей Андреич! Вы о чем? Время идет! Каждая минута на счету!

— Гм. Я заметил, что, как только вы взяли на себя «дело Грачева», в последние дни в вашей работе появилась нервозность, то срыв нескольких операций, то путаница в оформлении протоколов, неоправданная затяжка предъявления обвинительного заключения подозреваемому. Сегодня — эта рискованная инсценировка. Как выяснилось — совершенно бесплодная.

— Но я же объяснил, их спугнули! Ребенок спугнул, никто не мог этого предвидеть.

Теперь в тоне советника юстиции явственно проступили злые нотки:

— Вы только сами себя послушайте. Шестилетний карапуз спугнул банду! Курам на смех.

— Но это сын кассирши, убитой в прошлом налете!

— Ахинея. — Отрезал начальник.

— Как вы не понимаете, Андрей Андреич, его же уберут и девушку тоже. Я в этом не сомневаюсь, я это вычислил.

— Когда вы просили группу для захвата Грачева — тоже не сомневались. И сегодня для мебельного салона вы точно так же все вычислили.

— Дайте людей!

— Я сказал — нет.

— Хотя бы троих. Ну ладно — двоих. Только опытных и вооруженных.

— Ни одного. Чуть не весь отдел и так всю неделю работает на вас. И все вхолостую. Если так будет продолжаться впредь, я вынужден буду поставить вопрос о вашем профессиональном соответствии.

Дементьев поднялся. Его густые черные брови сошлись на переносице, а морщинка над ними прорисовалась отчетливее обычного.

— Хотите уволить, верно я понял? — его руки-клешни сжались в кулаки. — Согласен. Завтра же сам принесу заявление. Но это — завтра. А сегодня…

Встал и старший советник юстиции. Рявкнул, давая наконец выход гневу:

— Но-но! Только смотрите без самодеятельности!

Дементьев глядел на начальника исподлобья, широко расставив ноги, в своей устойчиво-непокорной боксерской стойке, словно говорил: «А ну-ка сбей меня!»

Спросил, играя желваками на скулах:

— Могу быть свободен?

«И задиристые же эти молодые, — подумал советник. — Сам был таким когда-то. Ну ничего, покипит и успокоится. Работник-то он неплохой. Добросовестный, исполнительный. А что дергается в последнее время — так это от усталости».

И начальник примирительно произнес:

— Спокойной вам ночи, Геннадий Иванович.

Однако ночь не обещала быть спокойной.

Геннадий весь кипел после неудачной аудиенции.

Оперативной группы не дали. Санкции на активные действия не дали. Да еще и пригрозили увольнением.

А он-то, помнится, рассчитывал заработать на этом дельце «важняка»!

Ну и чихать на все это — на продвижение, репутацию, повышение оклада!

Там, в Новых Черемушках, в квартире на втором этаже, сейчас спят два беззащитных существа, маленький ребенок и совсем юная девчонка. Да не просто девчонка, а девушка его друга. Друга? Да.

Что же делать? Позвонить Лине, чтобы вызвала милицию?

Да кто ж ее слушать станет? Скажут: баба-истеричка. Отмахнутся.