Екатерина Волкова - Немного героина для невесты Казановы

Марина уже не слушала его, а молча восхищалась спагетти, неукротимой фантазией хозяина, городом. Все было достойно восхищения в этот солнечный день.

Марина допила кофе, заплатила по счету какую-то мелочь и, оставив щедрые чаевые, покинула кондитерскую. Румяный хозяин продолжал нахваливать себе под нос собственные спагетти.

Улицы и каналы влекли Марину в глубь незнакомого города, но она не боялась потеряться, а втайне даже желала небольшого и не очень опасного приключения.

Не обращая внимания на желтые стрелки указателей, Марина шла по узким вьющимся улицам, и они приводили ее на площадь с неизменным собором посредине и манили дальше, упираясь в конце концов в воду.

На площади Сан-Марко, между колоннами собора Сан-Марко и Дворца дожей три приземистых брюнета вкладывали всю душу в исполнение неаполитанских песенок. Марина слушала их, повернувшись к ним спиной. Она сидела на белом пластиковом стуле под пестрым зонтиком уличного кафе и сжимала в руках пустую чашку из-под кофе.

Марина только что спустилась со звонницы Сан-Марко, где когда-то и Галилей любовался окрестностями в свой телескоп. Она испытывала приятную усталость беззаботного туриста.

Взгляд скользил по кирпичным трубам, красным кровлям, опускался ниже, на статуи львов с человеческим выражением на мордах. Наблюдал безумие голубей на сером камне площади.

Марина представила себе площадь в феврале, во время Масленичного карнавала, когда она заполнена веселящейся толпой. Мужчины, одетые в кружевные платья с кринолинами и красные чулки, и женщины в черных костюмах дуэлянтов-фехтовальщиков и в туфлях с пряжками. Все — в разноцветных масках и с ревом приветствуют разрезанное брюхо чучела Зимы, из которого на головы толпы сыплется и сыплется разноцветное конфетти. Будто разноцветный снег. Только таким и может быть снег в Венеции.

Если судьба позволит, Марина обязательно приедет сюда снова, на карнавал.

Позолоченные стрелки большого циферблата в центре Башни часов приближались к двум пополудни; они также показывали лето, прохождение Солнца через созвездие Девы и текущую фазу Луны. Когда часовая стрелка достигла арабской цифры «четырнадцать», два бронзовых мавра на крыше Башни часов принялись за свою работу — звонить в колокол.

Марина вспомнила сюжет старого фильма Лукино Висконти «Смерть в Венеции» с Дирком Богардом. Герой влюбляется, рассуждает об искусстве и умирает от холеры. Он предпочитает умереть в Венеции. По Висконти, Венеция — город любви и смерти.

От переполнявших Марину впечатлений сердце ее билось из последних сил, но это не пугало ее.

За три часа, на исходе которых Марина оказалась в кафе на Сан-Марко с передозировкой адреналина в крови, она успела осмотреть несколько больших и маленьких магазинов и отвергла полдюжины темных тесных платьев.

Окружающая Марину красота настраивала на что-то яркое и воздушное. Она остановила свой выбор на белом двухслойном творении местных модельеров из шифона с крупным рисунком — красные и зеленые стручки сладкого перца. Платье струилось до колен и холодило кожу.

К платью подошли открытые сандалии, сплетенные из мягкой светлой кожи. В дополнение ансамбля Марина купила такую же плетеную сумочку на длинном тонком ремешке. Она сразу же вынула всю мелочь из карманов джинсов и спрятала в сумку.

Свертки ничуть не тяготили Марину. Отдышавшись и покинув площадь, она — сама не поняла как — вдруг обнаружила себя у кондитерской, в которой завтракала. Отсюда до гостиницы было рукой подать.

От соседнего со зданием гостиницы дома отделилась и направилась в сторону Марины хрупкая фигура.

— Синьорина не должна носить сама такие большие свертки. — Руки юноши потянулись к Марине.

Она окинула его взглядом. Выглядел он, мягко говоря, живописно. Чересчур узкая, приталенная розовая рубашка в стиле «диско». Блестки, которыми украшен остроконечный воротник, сверкают на солнце. Черные брюки, обтягивающие узкие бедра. Из-под них выглядывают носки ковбойских сапожков. Уложенные с помощью большого количества геля волосы. И приглашающий самоуверенный взгляд в сочетании с заискивающим тоном.

Способ, каким он зарабатывал себе на жизнь, не оставлял у Марины никаких сомнений.

Марина выпустила свертки из рук, и парень бросился подбирать их.

— Не рано ли ты начал сегодня? Сейчас только три часа дня.

— О, синьорина прекрасна при любом освещении. Даже дневном. Вы правы, сейчас очень жарко. Вечером в Венеции веселей. Но только не тем, кто одинок. Когда спадет жара, я мог бы показать вам настоящую Венецию, отличные места. Давайте, я угадаю, кто вы.

— О’кей, попробуй.

В глазах у парня появился самонадеянный блеск охотника, нетерпеливо следящего за зверем, который направляется прямо к его ловушке.

— У вас акцент, значит, вы американка. Вы только что развелись со стариком-мужем. Все только что разведенные американки приезжают в Венецию, одетые, как студентки, и такие же одинокие.

Они неуклонно приближались к гостинице. Марина не возражала, просто шла и молча улыбалась. Парень заговорил в два раза быстрее:

— Теперь вам нужен кто-нибудь помоложе и повеселее и кто знает город как свои пять пальцев. Вам повезло со мной, я и есть такой человек.

В дверях он передал Маринины свертки в руки гостиничного рассыльного.

— Я буду ждать вас здесь неподалеку весь вечер. Не забудьте! — кричал он вслед удаляющейся Марине. — Меня зовут Джакомо!

Швейцар пробурчал что-то неодобрительное и закрыл перед его носом дверь.

Марина поднялась к себе, дала рассыльному чаевые и попросила стакан сока. Парень в розовой сверкающей рубашке определенно потряс ее. Ни с чем подобным в Москве она, наверное, и не могла столкнуться.

На столике поверх вчерашнего буклета лежало приглашение на торжественное открытие фестиваля, которое должно было состояться сегодня в двадцать один ноль-ноль. Удивительное время выбирают итальянцы для официальных церемоний. Наверное, чтобы их не затягивать.

Открытие должно было проходить прямо в гостинице, в конференц-зале. Их фестиваль скорее походил на летний студенческий лагерь и уж совсем никак не напоминал помпезное мероприятие в зале «Россия».

Марине предлагалось подать заявку на доклад в завтрашней конференции по любой из волнующих ее гуманитарных проблем. Ничего подобного Марина делать не собиралась. Она даже не была уверена, что навестит официальную часть. В баре посидеть с Шуриком, на экскурсию съездить — это еще куда ни шло. Но проводить время в душном конференц-зале, ерзать в жестком кресле Марине совсем не хотелось. Не то чтобы ее совсем не волновали гуманитарные проблемы, но проблем много, а Венеция одна.