Екатерина Волкова - Немного героина для невесты Казановы

— Правда? — Марина представила себе, как престарелая синьора на другом конце света демонстрирует снимки своим внукам.

— Чего только не делают туристы, чтобы сохранить память о настоящей Венеции.

Процедура проявки и печати отняла у них полтора часа. За полтора часа можно передумать о тысяче вещей, но Марину занимало только одно — что происходит в триста двенадцатом номере.

А происходившее там в хронологической последовательности выплывало из тумана в растворе проявителя, набирало четкость и объем и поступало в соседнюю кювету — закрепиться на бумаге и в Маринином сознании.

Фигурка Пьеро в правом нижнем углу каждой фотографии выходила смазанной, зато группа мужчин в окне третьего этажа получилась отлично.

— Этот жанр я называю «фото для семейного альбома», произнесла Марина, обращаясь к Джакомо и обводя красным маркером знакомые лица на еще не успевших полностью просохнуть фотографиях.

Марина узнала троих — любезного джентльмена, навестившего ее в Доме прессы, в Москве. На первом снимке он опять сжимал пистолет. Должно быть, это он ставил ей «жучков» и желал припугнуть.

Один из последующих кадров зафиксировал его прижатым лицом к стене, а обыскивал его не кто иной, как сменщик Джона Смита, получивший от Марины белый конверт с просроченным приглашением повеселиться.

А где же сам Джон Смит? Не он ли направил пистолет на еще одного участника потасовки, стоящего к окну спиной?

Это был Александр. На Александра Марина не пожалела двух жирных кругов маркером.

— Теперь я могу быть уверена в подлинности твоих чувств, — с ожесточением произнесла она.

— Твой знакомый? — осторожно спросил Джакомо.

— Я чуть было не влюбилась в него. У меня, наверное, с головой тогда не все в порядке было. Надеюсь, они там перестреляли друг друга.

— Ничего, бывает. — Джакомо навел порядок в лаборатории, и они поднялись наверх.

Марина еще раз рассмотрела снимки при дневном освещении. Ошибки не было, это Александр. На обороте одного из снимков Марина написала: «Это мое окно, а в правом нижнем углу — я. Развлекаюсь как могу».

Затем она сложила снимки в конверт, запечатала его и написала Юлькин городской адрес.

Теперь Марина знала начало и конец истории. Если, конечно, это был конец. Грубо говоря, все сводилось к следующему. Гоша хотел продать героин сам, и продать американцам. Американцы пытались «перебежать дорогу» кому-то здесь в Италии. Может быть, они платили больше.

Эта идея не понравилась Гошиному начальству, и Гошу убили, но героин не нашли. Значит, героин вывезла Марина. Итальянскому «боссу» не понравилось вообще ничего, и он решил убить всех, кто путался у него под ногами. Но предварительно получить свой героин.

Вроде бы все сходилось у Марины, кроме одного. Героина нет, значит, поиски его могут продолжиться. Весь сюжет снова упирался в Марину. Но у нее не было ни малейшего намека на его дальнейшее развитие.

Сутки Марина без сил пролежала на кровати, уставившись в потолок. Бодрствование сменялось непродолжительным и неглубоким сном. Ее то знобило, то бросало в жар.

— Ты говоришь во сне, — сообщил Марине Джакомо, выглянув ночью из соседней комнаты и заметив, что она лежит с открытыми глазами.

— Что говорю? — спросила Марина.

— Не знаю. Ты говоришь по-русски.

— Не беспокойся обо мне. Это скоро пройдет. — И Марина повернулась к Джакомо спиной.

К вечеру следующего дня температура у Марины спала. Она попросила есть. Джакомо приготовил яблочное пюре и согрел молока. Он порывался кормить Марину с ложечки, но она подняла его на смех.

— Яблочное пюре, — объяснил Джакомо, — единственное, что я помню о своей матери.

Марина смотрела на Джакомо, сжимавшего в руках кружку с молоком, и думала: «Если и он окажется не тем, за кого себя выдает, я потеряю рассудок».

На этот раз Марина проспала до утра, и сны не мучили ее. Но выбираться из постели не хотелось, да и пойти было некуда. Она лежала и листала альбомы, которых у Джакомо было очень много. Большинство из них по архитектуре — Древнего Востока, средневековой Европы, по конструктивистской России начала XX века.

Вперемешку с альбомами по архитектуре Марине попадались специальные издания другого рода. Это были собрания эротических сюжетов в живописи и скульптуре всех времен и народов. Джакомо умел развлечь своих клиенток.

Если он не сидел с Мариной, то обычно возился наверху, заделывая дыры в крыше пятнадцатого века. Его пение и постукивание молотком доносились до Марины и сейчас.

Ей захотелось вымыть волосы, и она отправилась в ванную. С холодной водой приходилось мириться. Марина утешала себя, что она как бы в походе. А когда вернется, примет горячую ванну.

В замке ни одна дверь, кроме входной, не запиралась. Поэтому Марина вздрогнула от неожиданности, когда, обертывая мокрые волосы полотенцем, увидела в зеркале отражение Джакомо. Нервная улыбка играла на его губах.

— Тебе очень идет этот наряд, — произнес он хриплым голосом.

Наряд состоял из одного полотенца, обернутого вокруг головы. Марина попыталась сделать вид, что ничего особенного не происходит.

— Джакомо, ты напугал меня. Я сейчас оденусь и выйду. Подожди за дверью.

Джакомо не сдвинулся с места.

— Стоит ли одеваться, чтобы за дверью снова раздеться?

— Не сходи с ума, я на сто лет старше тебя, и я не педофилка.

Джакомо сделал шаг к Марине.

— Я и не знал, что прячу в своем доме такое сокровище.

Марина сжала в руке медный ковшик.

— Если ты не перестанешь, я огрею тебя вот этим. Он тяжелый.

Тут она заметила в руке Джакомо молоток. Марина похолодела. Она совсем не знает этого человека, он иностранец, чужак для нее. Как она могла быть такой беспечной.

Молоток вывалился у Джакомо из рук, и он с силой сжал ее плечи. Его расширенные зрачки парализовали Марину.

Грохот внизу заставил обоих вздрогнуть. Кто-то стучал во входную дверь, не жалея ни рук, ни ног.

Джакомо опустил глаза и медленно покинул ванную комнату, споткнувшись по дороге о свой молоток. Марина быстро оделась и тоже вышла.

Джакомо разглядывал посетителей из окна первого этажа.

— Кто это? — спросила Марина.

— Не знаю, иди к себе и сиди тихо.

Сквозь щель в двери Марина увидела двух мужчин в серых костюмах с постными официальными лицами и сопровождавшего их полицейского. Один из чиновников протянул Джакомо какие-то бумаги, на которых тот расписался.

— Марина! — позвал ее Джакомо. — Иди скорее сюда. — На лице его было написано изумление и радость. — Я поверить не могу. Помнишь старую княгиню, о которой я тебе рассказывал? Хозяйку замка? Так вот, она умерла.

— И чему ты рад? Присаживайтесь, синьоры, — обратилась она к гостям, так вовремя нарушившим их уединение.