Ольга Володарская - О чем молчит ветер

Да, это было действительно так. Райка отрабатывала умение сосаться, как они говорили, в десны на лучшей подружке. Иногда они трогали друг друга за грудь. Немного возбуждались, но далее не заходили. Созрев, обе потеряли к однополому тисканью всякий интерес. Подруга вышла замуж в восемнадцать. За того, ради которого училась целоваться. А Райка хоть и до сих пор оставалась одинокой, отношения с девушками не рассматривала как вариант. И это при том, что в кругах, где она вращалась, однополые связи считались нормой.

— И как хитро поступал Печерский, вводя в коллектив девочку, — продолжила Марго. — Всегда имел одну любимицу, которую превозносил, чтобы получалось что-то вроде собачьей свадьбы. Одна сучка, толпа кобельков. Асексуальных он отсеивал, как и озабоченных. Маэстро нужны были мальчики, но те, в которых играет гормон.

— Да он был чертовым извращенцем, — не удержалась Райка.

— Кто? — каркнула ей на ухо Эмма Власовна. Пока гостья болтала с подругой, она переоделась в домашнее и вернулась в кухню.

— Печерский.

— Еще какой!

— Я слышу старую перечницу?

— Ее самую, — ответила ей Эмма. — А ты кто?

— Маргарита Соловьева.

— Имя мне ни о чем не говорит.

— Я у Печерского в студии занималась.

— Играла Покахонтос? — Бабку переклинило на этом персонаже.

— Нет, я позже пришла. Татьяну Ларину, Кончиту, Русалочку, Эсмеральду.

— Вы ставили «Собор Парижской Богоматери»? — удивилась Райка.

— Отрывок из романа.

— Самый, мать его, чувственный, — снова встряла бабуля. И Райка включила динамик, чтобы в беседе участвовали все. — Этот похотливый енот видел эротизм во всем. Даже на 9 Мая сценки, что показывали дети, были обязательно с телесным контактом. Один солдат выносит другого из-под обстрела, санитарка делает искусственное дыхание раненому бойцу и прочее…

— А Печерский на самом деле на енота похож был, — рассмеялась Марго. — Челка с проседью, клычки и суетливые маленькие лапки.

— Мне он показался красивым, — заметила Райка.

— Естественно. У тебя же отвратительный вкус. Вы бы, Эмма Власовна, видели ее первую любовь. Облезлое чмо. Родись Райка раньше и в наших краях, то втюрилась бы в Маэстро.

— Как, говоришь, тебя зовут? — откликнулась старушка.

— Марго.

— Это ты на водонапорной башне с маленьким гением изображала страсть?

— Ага.

— Тебя Печерский тоже продал столичным продюсерам?

— Нет, мне он только помог готовиться к экзаменам.

— Значит, девчонки не пользовались у них спросом. Только пацаны.

— Вы чего несете?

— Мальчишку этого, не помню, как зовут… Что с тобой играл!

— Родя.

— Вот Родю он и продал. А ты думаешь, как в рекламу попадают?

— Да вы, Эмма Власовна, извращенка похлеще Печерского. У вас больное воображение! Родя был талантлив и имел покровителя. Его привели к нужным людям, те оценили его способности и сняли.

— Если б все было так, не сиганул бы мальчишка с башни, — не унималась бабуля. — А вы все сектанты! Вашим идолом был Печерский. Бедные дети, зомбированные старым, испорченным говнюком, в кого вы превратились?

— Рай, успокой бабулю, — прошептала Марго. — В ее возрасте вредно так нервничать.

— Да, я отключаюсь.

— Ты точно хочешь остаться у нее на ночевку?

— Она гневливая, но безобидная. Все, пока, подруженька!

Райка отключилась. Взяла тарелку, которую Яша опустошил, и стала ее мыть.

А Эмма Власовна взялась за сигарету. Прикурила ее.

Сколько же эта старушка смолит? Или она курит, только когда выпьет?

— Вы были влюблены в Павла? — спросила Райка. Помыв Яшину посудину, она взялась за чашки и ложки, что скопились в раковине.

— Ты с дуба рухнула, девочка? Конечно, нет.

— А Марго считает…

— Бестолковая она. Но чего еще ждать от воспитанницы Пашки? Психика покалечена. Как и у остальных адептов его творческой секты. Уверена, что твоя подружка ничего в жизни не добилась.

— Я тоже. Как и многие другие люди. Вы, к примеру, разбогатели только в старости.

— Дело не в деньгах. Я прогремела на огромную страну, имя которой СССР. И получила от государства много материальных благ, просто распорядилась ими неправильно. Хорошо, дачу эту сохранила, не продала, чтобы одного из мужей из беды вызволить. — Эмма Власовна скурила сигарету меньше чем за минуту. Затушив ее в пепельнице, достала вторую. — Все они были, как я уже тебе говорила, мудаками, но я таких не просто так выбирала. И меня когда-то испортил такой, как Печерский.

— В смысле? Надругался?

— Поработил эмоционально. Но секс тоже между нами был. Вяленький, правда. Я попала под крыло знаменитого писателя. Фамилии называть не буду, он советский классик. Зачем чернить его имя? Тем более о покойниках либо хорошее, либо ничего, а он еще в прошлом веке скончался. — Райка не стала говорить о том, что сейчас никому нет дела до тех писателей. Их произведения даже из школьной программы исключены. — Назовем его Мастером. Он учил меня, поддерживал, вселял веру в свой талант. Но еще и пил энергию, как вампир. Все эти старые гении (даже не гении, просто одаренные и признанные люди) иссякают с возрастом. Им нужна свежая кровь.

— Все старики хотят молодых. Не важно, чем они занимаются.

— Нет, ты поверхностно мыслишь. Возьми Сальвадора Дали. Его Гала была старше физически. Но оставалась эмоционально юной до смерти. Поэтому и вдохновляла. А я быстро иссякла. Хоть внешне оставалась персиком. И Мастер меня выбросил, как отработанный материал. Ладно, я успела поиметь хоть что-то. Иначе осталась бы ни с чем, как твоя подруга. Она ж наверняка играет роли с единственной репликой: «Кушать подано!»

— Спорить не буду. Карьера ее не задалась. Но при чем тут Печерский?

Но ответа Райка не получила. Эмма Власовна вела диалог только на своих условиях. Поэтому продолжила рассказ, проигнорировав вопрос:

— Когда я рассталась с Мастером, то вышла замуж за мужика, кардинально от него отличавшегося. Молодого, простого, сильного. Он был спортсменом-тяжелоатлетом. Гора мышц, в башке одна извилина и та прямая. Мы совершенно друг другу не подходили. Но мне хотелось контраста. Когда я отказалась беременеть в первый же год, он немного потерпел и заделал ребеночка другой бабенке, а развелись мы, когда он уже родился. Два последующих мужа были хуже. Особенно третий. Я решила подпитаться им, молодым, красивым, творческим. И ему готова была родить, а мне уже шел пятый десяток. Но этому не нужно было мое потомство, только денежки.

— Мне жаль, что ваша личная жизнь не сложилась.

— Свою не просри, Покахонтос!

— Парадоксальная вы женщина, Эмма Власовна. В вас уживаются как будто две личности: одна интеллигентная поэтесса, вторая… — говорить «рыночная хабалка» не хотелось, это оскорбление, да еще хозяйки дома, милостиво ее приютившей. — Вторая — грубиянка с рабочей окраины.