Ольга Володарская - О чем молчит ветер

Маэстро хотел пригласить деятелей театрального искусства и кинопроизводства из столицы. Действующих, а не тех, кто осел в «Лире». Мы все воодушевились. За роли, даже третьего плана, велась борьба. Да и на главную претендовал еще один парень, Марк. Он красавец и хорошо поет, но Маэстро поставил его на подмену. Я все еще был его любимчиком!

Все покатилось под откос, когда я отказался сниматься в очередной рекламе. Павел увещевал меня долго. И так, и эдак уговаривал. Рисовал радужные карьерные перспективы, обещал, что ко мне будут относиться с уважением, а заплатят так хорошо, что я смогу купить телевизор «Сони» и видак. Но я не дал себя уболтать. И вместо меня в Москву поехал Димка, наш белокурый ангел, которому доставались роли сказочных персонажей обоих полов. Вернулся он в Приреченск в модном прикиде и с большой суммой денег. Правда, рекламу с ним мы так и не увидели, тогда как мою показывали.

Димка вскоре перестал ходить в нашу студию. А в конце августа он уехал в Москву. Якобы учиться в колледже. Но я видел, что его увозит дядька в возрасте на дорогой машине. Мне он показался похожим на одного из тех, что на моих глазах совокуплялись, но я могу ошибаться.

Когда до премьеры оставалась неделя, мы переместились из актового зала на башню и продолжили репетиции там. Маэстро смотрел на нас снизу и был по большей части недоволен нами. То не так повернемся, то тихо подадим реплику, и ее унесет ветер, то недостаточно близко к краю встанем… А нам страшно! Высота приличная, а у Марго фобия. Я помогал ей чем мог. Поддерживал и морально, и физически — подавал руку, если видел, что у нее начинается паническая атака, мог обнять. На меня тогда ополчились ее поклонники. И, как мне казалось, Маэстро. Я думал, он ревнует, поэтому и сердится.

Никогда он не был со мной так строг, как в тот период.

Но зато как я сыграл! С неподдельной искренностью, надрывом, глубиной… В глазах Марго я видел восхищение. И Маэстро впервые за последние два месяца смотрел на меня как раньше. Я был окрылен и думал, что у нас будет все, как прежде. Но нет.

(Хнычу сейчас, как ребенок. Хорошо, никого нет дома.)

Оказалось, что из Москвы приехали только продюсер детских программ на ТВ, режиссер театра кукол и редактор газеты «Комсомольская правда», то есть люди, от которых практически ничего не зависит. На первого разве что была надежда, но, оказалось, он ничего не решал на канале, а пристраивал деток богатых родителей.

Маэстро был недоволен конечным результатом. Он рассчитывал, что благодаря нам, своим ученикам, сможет с триумфом вернуться в мир кинопроизводства. Но и в театре готов был поработать. И даже на телевидении, к которому относится с долей брезгливости.

— Я прославлю вас, Маэстро, — успокаивал я его. Даже после всего, что между нами было, я обращался к нему на «вы».

— Нет, — качал он своей красивой седовласой головой.

— Через год я окончу школу и поступлю в «Щуку» или «Щепку», стану звездой и всем расскажу, кто научил меня актерскому мастерству.

— Не поступишь.

— Вы не верите в меня? — это было ударом. Все годы Павел твердил мне, что я гений.

— Ты талантливый. Но вас таких много. И все едут в Москву, чтобы стать звездами. Везет единицам. В основном же пробиваются блатные и беспринципные. А ты отказался даже от того, чтобы сняться еще раз в рекламе, боясь домогательств. Другой бы порадовался возможности…

— Что вы такое говорите? Порадовался?

— Да. Многие попадают в кадр через постель.

— Но не вы!

— Я был блатным. И жил в СССР, а не в этом вот дурдоме.

— Вы хотели, чтобы я отдался тем мужикам? — мой голос дрожал, но я сдерживался.

— Нет. Конечно, нет, — тут же смягчался Маэстро и дарил мне немного ласки. — Для меня ты лучший из лучших. Но я больше не знаю, как помочь тебе… Да и себе тоже.

Конечно, я переживал. И за себя, и за него. Нервничал. Играл плохо. Меня заменили Марком в одном из спектаклей. Труппа поехала в соседний город, а меня оставили, потому что я плохо себя чувствовал. Маэстро велел отлеживаться, пить чай с медом. Но я не был простужен. Я страдал!

Поэтому остался в Доме культуры. В комнате, где мы базировались. Когда-то она называлась «Залом голубого щенка». В ней играли дети дошкольного возраста. Стены были разрисованы, и с них смотрели герои мультика: пират, рыба-пила, кот и, конечно, сам щенок.

В комнату заглянула Эмма Власовна. Мы ее не любили, потому что она покоя не давала Маэстро. И не один год. Он, как считала поэтесса, увел у нее одну из подопечных, чего она не могла ему простить.

— Мальчик, ты что тут делаешь? — спросила Эмма.

— Жду ребят.

— Они поздно вернутся. Тебе разве не надо домой?

— Мама знает, где я, и не беспокоится.

Женщина зашла в комнату, закрыла за собой дверь. Мы все немного ее боялись. Эмма Власовна была некрасивой старой женщиной, донимающей Маэстро. Она могла материться, кричать, даже замахиваться на кого-то. А один раз поэтесса плюнула в начальника РОНО. Тот отправил в интернат того, кого она считала талантливым, пусть и шкодливым ребенком. На самом же деле с мальчишкой не было сладу. И только Эмма как-то умудрялась находить с ним общий язык…

Со мной она тоже попыталась войти в контакт:

— Не хочешь со мной поговорить?

— О чем?

— Как пожелаешь. Можем обсудить твою роль.

— Какую?

— Давай последнюю. — Я мотнул головой. Сейчас ее исполняет другой, и мне больно даже думать об этом. — Первую? В качестве кого ты дебютировал?

— Слоника. И у меня было всего три фразы. Я плохо себя чувствую. Можно я побуду тут один?

Она положила свою сухую ладонь на мой лоб. Думал, будет противно, но нет. Кожа была теплой и мягкой. А от запястья пахло нежными духами.

— Температуры нет, насморка тоже. Так почему тебе плохо? Болит живот?

— Да, — соврал я.

— Или ты переживаешь и поэтому тебе плохо? Поговори со мной, и я, чем смогу, помогу.

Гпупая старая женщина, неужели она думала, что я поделюсь с ней своими тайнами? Только с тобой, мой дневник, я могу быть откровенным.

— Павел склонял тебя к чему-либо? — не отставала Эмма.

— Нет.

— И не пытался свести с кем-то?

— Свести? — переспросил я. — Вы о Маргарите?

— Нет, о взрослых дяденьках из Москвы. У меня сложилось впечатление, что он занимается… Не сутенерством, но сводничеством. Твоего друга Диму пристроил. Сейчас обещает золотые горы Роме Попову. Хвалит его милые щечки, невероятной красоты глазки, уверяет, что в рекламе творожков да молочного шоколада он будет смотреться изумительно.