Наталья Никольская - Последняя жертва

— Я провожу вас, — Цыбин поставил кофр на кресло и пошел следом.

Тишину вершининского кабинета, нарушаемую лишь тихим жужжанием кондиционера, разрезал телефонный звонок. Отложив бумаги в сторону, она сняла трубку. Звонил Мамедов.

— Валентина Андреевна, я здесь у себя нашел Словарь античности. В нем есть слово Тарсус.

— И что же это такое? — с интересом спросила Вершинина.

— Записывайте. Тарс, от латинского слова Tarsus, город на северо-востоке Малой Азии, эллинизирован Селевкидами, с шестьдесят шестого года до нашей эры главный город Киликии, родина апостола Павла, место погребения Юлиана Второго Отступника. Записали?

— Да. Это все?

— Все что удалось пока найти.

— А кто такие Селевкиды?

— Наследники Селевка Первого.

— Понятно, — произнесла Вершинина в трубку, хотя ей ничего не было понятно, — ты завтра все равно собирался на работу. Я отправлю за тобой Сергея, а ты не забудь захватить этот твой Словарь античности. Впрочем, ты ведь никогда ничего не забываешь.

— Стараюсь. Тогда до завтра?

— До завтра, Алискер.

Знойный день сменился удушливым вечером. Оставив пиджак на работе, Вершинина без особой охоты шла на встречу к Карпову, с которым договорилась посидеть в кафе. Ее раздражало то, что он определенно ей нравился. Она очень дорожила свободой и весьма настороженно относилась к любому новому увлечению. Валандра, без сомнения, хотела иметь равного партнера, но едва она с кем-то знакомилась, тайный внутренний голос начинал вещать ей о возможном разочаровании и, что важнее всего, — об утрате независимости и собственного «я».

Любой психолог объяснил бы ей, что страхи эти ложные, хотя и характеризуют ее как человека с высоким уровнем избирательности, требовательно относящегося к себе и окружающим.

Она всячески понукала себя, убеждала в том, что подобное, излишне рефлексивное отношение к жизни, желание все предусмотреть и предвосхитить, если идти у него на поводу, обеднит ее существование, сузит его, лишит авантюрных красок и головокружительных открытий.

В ней боролись два человека: один — логик и прагматик в одном лице, другой — бессознательный мечтатель и естествоиспытатель.

Чем в ее жизни был Виктор Ромашов? — спрашивала она себя, вместе с толпой фланирующих останавливаясь на красный свет и снова трогаясь с места, едва светофор моргнул желтым глазом.

И отвечала себе, честно и искренне: любовником, который до определенного времени устраивал ее, который был всегда под рукой, если не принимать в расчет его работы и командировок, чем-то вроде надежной гавани, где можно было бросить якорь в один из выходных дней, неприхотливым, заботливым другом, умеющим поддержать в трудную минуту…

Была ли в их отношениях та неукротимая страсть, о которой слагают стихи и пишут в романах? Никто не спорит, им хорошо было в постели… Но достаточно ли этого? Не были ли иногда их шумные постельные сцены мятными пилюлями, призванными освежить тягучую рутину «нормального» секса?

Сегодня на работе, зевая и бодрясь всяческими способами, она готова была послать куда подальше своего нового знакомого. Но ближе к вечеру в ней пробудилось самое настоящее плотское желание. Она не могла отогнать от себя воспоминаний о худом, мускулистом теле Виталия, о его самозабвенных ласках, о его лихорадочных жадных поцелуях, с которыми так контрастировала выказанная им на первичном этапе прямо-таки дзен-буддийская отстраненность и виртуозная неспешность прикосновений и поглаживаний.

И потом, он так ярко переживал оргазм… Валентина поймала себя на мысли, что ей во сто раз приятней доставлять наслаждение, чем переживать его самой.

Сердце ее забилось, кровь ударила в виски.

«Нет, надо успокоиться, прийти в себя… Ну что ты, Валентина, в самом деле!» — повторяла она про себя, тем не менее ускоряя шаг.

«Я, пожалуй, не смогу сегодня вести с ним умных бесед… А если он пойдет к стойке, я с ума сойду, глядя на его обтянутые джинсами ягодицы. Господи, может, не идти? Пока не поздно… Нет, даже если бы ты ничего не чувствовала к нему, все равно пришлось бы пойти… Почему? Потому, что девяносто девять из ста, что Виталий — именно тот парень, который не просто просиживает штаны в этом самом заведении, куда она сейчас направлялась, а знакомится, как сказал Толкушкин, с разными приятными дамочками, а потом некоторых из них провожает под локоток… Он был знаком с Маргаритой Трауберг, может быть, она тоже была без ума от его ласк?»

Валандра не могла определить, что гонит ее к этому кафе: взбунтовавшаяся плоть, любопытство, непонятно откуда взявшаяся ревность или потребность прояснить ситуацию с Трауберг?

Учащенно бьющееся сердце, липкая влажность ладоней, коленная дрожь…

Валандра была в бешенстве, и поэтому когда приблизилась к столику, за которым как ни в чем не бывало сидел виновник ее досадного смятения и неутешительных раздумий, первое, что она сделала — обдала его притворным холодом.

Едва взглянув на Виталия, который явно не мог понять, чему он обязан видеть отчужденное выражение на лице Валентины, она небрежно поздоровалась и резким движением опустилась на нагретый солнцем пластиковый стул.

«Ничего, ему полезно», — цинично подумала она и еле сдержала улыбку, обнаружив много общего между своим недовольством и поведением капризной девочки.

— Что-то случилось? — мягко спросил Виталий, стараясь по лицу Валандры догадаться о том, что ее гнетет и гложет.

— Ничего не случилось, просто я себя неважно чувствую, вот и все.

Она достала из сумки пачку сигарет, зажигалку и уже хотела было закурить, как ее изломанную нервными жестами руку своей на удивление прохладной рукой перехватил Виталий.

— Ты и в самом деле какая-то не такая… — он смотрел ей в глаза, — неприятности на работе?

Участливая интонация его голоса раздражающе подействовала на Валандру.

«А вот ладонь у него приятная, покойная такая…»

Ценой громадного усилия воли она отмахнулась от этой глупой мысли и вырвала руку.

— На работе как раз все нормально, — резко сказала она, беря зажигалку. — не надо…

Она отстранила Виталия, который потянулся за зажигалкой.

— Ты сегодня агрессивная какая-то… — тихо произнес он.

— Слышала уже. У меня мало времени. Если у тебя нет никаких других планов, пойдем к тебе. — отчеканила она, с трудом узнавая свой голос.

— Прямо сейчас? — удивился он.

— Что ты из себя сосунка строишь?! Решай: или сейчас или никогда! — она вперила в него почти гневный взгляд.

— Я никого из себя не строю, мне вполне достаточно того, кем я являюсь, — попробовал он ее осадить, — тебе заказать чего-нибудь?